Скидывая куртку, Антон услышал:

– Мой тесть – Салахов. Слышал о таком?

Пащенко помертвел.

– Салахов? – насмешливо выдавил судья, бросая куртку на пыльный пол.

Куртка дорогая, новая, и этот жест очень много означал. Много значил и озвученный план дальнейших действий. Вместо привычных ментовских выкрутасов и игры в самого умного полицейского на свете вслух только что прозвучало обещание человека покалечить. Наверное, этим судьи и отличаются от милиционеров – менталитет разнится, – так должно было подуматься молодому человеку. Но подумалось другое. О неординарности Струге ходят легенды (если это определение приемлемо для периферийного городка), и у всех на слуху его неподкупность и умение попадать в ситуации, из которых ни один нормальный человек живым не выбирается. Струге же, побывав во многих, по-прежнему жив, и парню предоставляется возможность убедиться в том, что тот ничуть не изменился. Такой же ненормальный, каким был раньше. Это на самом деле вселяло страх.

– Этот дрючок на побегушках у Лукина – твой тесть? Вот это новость, – сунув сигарету в рот, Антон Павлович улыбнулся. – Но ты выбрал неправильный аргумент. Теперь желание бить у меня утроилось. Как вы в своем кругу поступаете с сигаретами? Вот так?

Выдернув из губ «Кэмел», судья обломил фильтр.

– Знаешь, Вадим, почему так делают все, кому пришлись по вкусу сигариллы? Потому что единственное место в Тернове, где сигариллы продаются, – магазин «Капитан» на пересечении улиц Ватутина и Морской. Там за директора Брянцев, знаешь такого?

– Вова из Александрии? – наморщил лоб зампрокурора. – Так я у него их и покупаю.

– Не только ты. Но когда у Вовы начинаются проблемы с поставками, место, где выставляются на продажу сигариллы, пустует. И тогда на дорогостоящих сигаретах любителей сигарилл начинают обламываться фильтры. Вот этот зять, на пару с еще одним дегенератом, несколько недель назад приходили ко мне на прием. Знаешь, Вадим, что у них при этом было в руках?

– Сигариллы, – безошибочно предположил Пащенко и, раскопав под грудой ненужных вещей свечку, щелкнул зажигалкой.

– Нет, двадцать тысяч долларов. Сигариллы они достали потом. А еще минуту спустя врезались рылом в сырой газон перед судом.

– И что с того? – забегал глазами парень, который понимал не больше зампрокурора.

– Помнишь, Вадим, ты звонил мне домой, а меня не оказалось? Я ходил за сигаретами. А когда возвращался, около трансформаторной будки стоял электрик и матерился на весь белый свет. Оказывается, как раз в ту ночь, после которой наутро убили Звонарева, кто-то подломил в будке замок. Пока электрик бегал за инструментом, я изучил будку. И там, на полу, я обнаружил пять бычков «Мальборо» с отломанными фильтрами. У людей одной компании привычки, как правило, одни и те же. Курим сигариллы, когда они есть. Когда же их нет – ломаем фильтры у «Мальборо».

– Крутая версия, – мотнул головой водитель джипа и сделал попытку подняться. – Только я врубиться не могу, к какому событию в моей жизни она подходит.

Струге без размаха пробил парню под ребра, и тот, ломая под собой ящик, упал на землю. И уже оттуда, с пола, послышалась ругань, самыми печатными звуками из потока которой были предлоги. Молодой человек, по всей видимости, побои претерпевал редко, а потому очень болезненно их переносил. Упоминания Салахова, «какой-то службы собственной безопасности суда», ФСБ и суровой кары рвались с пола, как гейзеры. Дождавшись, когда брань и обещания стихнут, Струге выдавил:

– Пащенко, ты-то хоть понимаешь, что происходит?

Приблизившись к корчащемуся владельцу джипа, тот молча покачал головой.

Присел перед молодым человеком и судья.

– Совсем недавно я объявил шестилетний приговор отморозку, изнасиловавшему женщину. Женщина эта не из высшего света, скорее из света вот таких людей, какого я вижу перед собой. Но получилось так, что отморозок родился в довольно известной в Тернове семье и ход моего судебного расследования пришелся не по вкусу самой семье и друзьям того малого. Сначала, Пащенко, меня стремились уговорить. Потом напугать. И, наконец, по всем правилам братвы, прикупить. Так появились двое, принесшие доллары. Когда же выяснилось, что судья Струге еще более отмороженный, чем они сами, сподвижники любителя беременных женщин решили поставить точку. Видишь ли, Вадим Андреевич, если ты, в чем я очень сомневаюсь, не знаешь правил игры подобных людей, я тебе поясню. За отправление в зону авторитетного человека с неавторитетной статьей обязательно должен кто-то ответить. В зоне ведь как? Будь ты на свободе хоть папой римским, но если тебя через твой конец повязали, то быть тебе за колючей проволокой римской мамой. А кто, по-твоему, ответить должен, если все замкнулось на одном-единственном человеке? Упрямце Струге. Ничего уже не вернешь, все ходы сделаны, но ответить ему придется.

Поднявшись на ноги, Струге отряхнул брюки.

– И сейчас я хочу знать, парниша, кто убил милиционера Звонарева, пристава Миллера и ранил второго милиционера.

– Струге, я не провидец, но осмелюсь предположить, что быть судьей тебе не больше суток. Ты должен догадываться, чей номер телефона я наберу в первую очередь, едва поднимусь из этого погреба…

Судья внезапно успокоился.

– Хорошо. Мы сейчас делаем так. Я еду за твоим товарищем, тем, что за рулем «Паджеро». Уверен, что он окажется умнее и позволит снять с себя правдивые показания. Учитывая тяжесть содеянного, он, в отличие от тупого друга, будет валить все на окружающих. Оппонировать ему будет некому, потому что тупой друг, который мог бы это делать, сидит в подвале. Но долго он сидеть не будет. Когда следствие удовлетворится показаниями, я вернусь к нему. Как только выяснится, что он по-прежнему туп, я сразу его пристрелю. Зачем, спрашивается, он, тупой, мне нужен? В отличие от вас, рисковых, у меня не будет проблем с перевозкой трупов по городу в служебной машине Центрального суда. «Волгу» председатель мне даст, чтобы перевезти жену из дома в больницу. Так я спокойно довезу твое тело до Терновки. Там, в районе Серебряной протоки, утоплю и сделаю так, чтобы его нашли не весной, а через два часа. Киллер, маленький человек, похожий на Джеймса Бонда в последнем исполнении, увидев по телевизору ваши тела, отвалит домой и тем самым закроет разработку версий в отношении того, кто тебя убил. Но его не найдут ни за что в жизни. Ты слышал, чтобы хоть одно убийство заказчика исполнителем было раскрыто? Тем более что ментам некогда, они по полнолуниям оборотней лохматят.

– Итак, – отдышался Струге, – что мы имеем? Как сказал один мой знакомый, «получив инфорацию о смерти того, кто тебе уже заплатил половину, легче свалить с этой половиной, нежели делать работу, за которую тебе вторую половину уже не заплатят»… Закрывай замок, Вадим Андреевич. Только сначала мобильник у товарища изыми.

– Эй! – неслось им вслед. – Эй, гады!.. Подождите, мать вашу!! Не уходи, Струге!..

– Ушам не верю, глазам не верю, – сказал Пащенко, когда они выбрались на свежий воздух. – Ты на самом деле уверен в том, что делаешь? Кроме обломанных бычков, у тебя есть еще какие-нибудь доказательства того, что Кургузов – подставка в игре братвы, мстящей судье за приговор?