Калинин открыл глаза. Оказалось, что будил его политрук.

— Извините, Алексей Витальевич, — деликатно произнес Зайнулов. — Но клубники у меня нет, даже если вы не хотите ее.

— Я, кажется, уснул, — сказал Калинин, протирая глаза. Посмотрел на часы. Прошло всего тридцать минут.

Что-то непонятное творилось в лагере. Солдаты не сидели спокойно у костров, а, поднявшись на ноги, уставились в темноту между деревьев.

— Саша!! — громко звал кто-то. — Парамонов!!

— Что случилось? — спросил Калинин.

— Рядовой пропал.

Алексей встал. Издали раздалось лошадиное ржание. Ротная лошадь Дуня волновалась. Калинин кинул мимолетный взгляд в ее сторону и повернулся к Зайнулову:

— Давно он исчез?

— Никто не знает. Последний раз его видели час назад. Командир отделения произвел перекличку, и рядовой Парамонов не отозвался.

Из темноты вынырнул старшина.

— Пока ничего не нашли, — сообщил он. — Следов, указывающих, что он ушел в чащу, не видно. Быть может, побрел по дороге к выходу из леса.

— Зачем? — удивился Калинин.

— Я не папа римский, чтобы у меня были ответы на все вопросы! — резко отозвался Семен Владимирович. — Что делать будем?

— Нужно искать, — сказал Калинин.

— И как? — спросил старшина.

— Нужно прочесать лес, — объяснил Алексей.

Старшина фыркнул:

— Опомнись, лейтенант. Мрак такой, что даже пальцев своих не разглядеть. Мы в неизвестном лесу и не знаем, где он кончается. Я отправлю на поиски взвод, и вместо одного пропавшего солдата у нас будет дюжина!

— Темно, — согласился со старшиной Зайнулов. — Снег глубокий. Нужно ждать. Возможно, он скоро вернется.

Калинин снова начал злиться:

— Но ведь пропал человек!

— Пропал — найдется, — сказал старшина. — Если решил прогуляться по дороге, ничего с ним не случится. Если…

— Что «если»?

— В случае этого «если» твои поиски ничего не дадут, лейтенант!

— Надо усилить охрану лагеря, — сказал Зайнулов. Старшина кивнул, приложил руку к виску, отдавая честь, и скрылся. Зайнулов ушел вслед за ним.

Злость поднялась в Алексее. Он стал нервно бродить взад-вперед, пиная носком сапога снежные комья. «Я не командир в роте! — пришел он к неожиданному выводу. — Я совершенно не командую солдатами! За меня это делают старшина с политруком. Я словно кукла. Меня показывают солдатам, говорят, что я их командир, а когда дело доходит до настоящих приказов, меня никто не слушает, а приказы отдают старшина с политруком, и все их выполняют!»

Калинин внезапно понял, что ему следует сделать.

Сергей Вирский вместе с остальными красноармейцами пытался разглядеть что-нибудь в суровой темноте промеж деревьев. Бойцы были напряжены и нервничали. Ни у кого не возникало желания сойти с дороги, чтобы окунуться во тьму.

— Сволочи, — пробормотал Вирский.

Ни один из красноармейцев не обратил внимания на его слова. К кому относилось ругательство, Вирский и сам не знал. Оно просто вырвалось.

— Сволочи, — повторил он.

Сволочами у Вирского были командиры, которые сейчас стояли в стороне и обсуждали, стоит ли входить в лес. Сволочами были немцы, которые находились в этом же лесу. Сволочью был пропавший красноармеец. И, наконец, те неведомые силы, которые заставили рядового Парамонова отправиться в лесную чащу.

Вирский был раздражен с того момента, как рота вошла в лес. С первого шага от деревни Потерянная ему был не по душе тоскливый поход, а тут еще гигантские деревья, сугробы черт знает какой глубины. Он ненавидел всё это. Он ненавидел и высоту Черноскальная, которую предстоит взять с боем и которая находится неизвестно где.

Ему хотелось убивать немцев. Именно так. Убивать как можно больше. Чтоб кровь рекой лилась на снег, чтоб струилась из глотки и ушей.

Кулаки Вирского нервно сжались.

Он посмотрел в сторону чащи. Контуры деревьев расплывались во мраке. Ветви над головой образовывали причудливый свод. Вирский вглядывался в темноту пристально и напряженно… И он увидел…

Словно на него снизошло внезапное озарение, он увидел, как из темноты проступило око. Вирский отпрянул.

— Вы видели?! — воскликнул он, обращаясь к сослуживцам.

Конечно, никто этого не заметил. Он снова глянул во тьму. Перед глазами всё та же размазанная чернота. И больше ничего.

— Это всё контузия, — пробормотал он. — Чертова немецкая бомба, рванувшая возле моей чертовой головы.

— Сержант Ермолаев прибыл по вашему приказанию, товарищ лейтенант!

— Это из вашего взвода пропал рядовой Парамонов? — спросил Калинин, нервно теребя пуговицу на тулупе.

— Точно, мой Парамонов, — подтвердил сержант. — Второе отделение.

— Что вы намерены предпринять для его поисков, сержант Ермолаев?

Вопрос поставил Ивана в неловкое положение. Старшина строго-настрого запретил соваться в лес. «Не хватало потерять еще кого-нибудь!» — были его слова. На случай, если рядовой заблудился и бродит где-то неподалеку, старшина распорядился периодически выкрикивать его фамилию, чтобы тот мог сориентироваться и выйти на звук голоса. Также Семен приказал получше разжечь костры. С другой стороны, командир роты — хоть молодой, но всё-таки командир — спрашивал о предпринятых действиях для поисков пропавшего. Ермолаев знал о разногласиях старшины и молодого ротного и понял сейчас, что оказался меж двух огней.

— Нужно искать его, — произнес Калинин, не дождавшись ответа сибиряка.

— То есть идти в лес?

— Да! — Калинин неистово мял и вертел пуговицу тулупа в тонких пальцах.

— Слишком темно, — возразил Иван.

— Есть керосиновые лампы. Сколько их у вас во взводе?

— Осталось две… Одну, я полагаю, унес Парамонов.

Калинин вдруг подумал, что действительно дурацкая идея — послать целый взвод в темный лес всего с двумя керосиновыми лампами. Его приказ был тупым, но пойти на попятную перед подчиненным Алексей уже не мог.

— Сделайте факелы, — велел он. — Палки, тряпки, керосин — всё это есть.

— Я не нашел его следов. Мы не знаем даже направления поисков, — попытался возразить Ермолаев.

— Я хочу, чтобы вы проверили все окрестности лагеря, — заговорил Калинин с неожиданно властной интонацией. — Каждый кустик, каждое дерево! Я хочу знать, что с ним случилось. От этого происшествия зависит судьба всей роты.

Ермолаев уставился на молодого лейтенанта, загипнотизированный его повелительным тоном. Слова Калинина подействовали магически. Иван подумал, что не так уж бесхребетен новый командир.