Судьба отца для Станислава Сергеевича — десятилетиями кровоточащая рана: «Убили человека дважды. Сначала — физически, потом — память о нем… И боль эта не утихает, наоборот — все крепче сжимает сердце.

Человек! Это звучит гордо!

Как мы, дети войны, голодные и обездоленные, любили повторять эту фразу! Десятки миллионов этих «гордо звучащих человеков» свалены в ямы по российским необъятным просторам. В землю зарыты настоящие хозяева этой земли, любившие ее, умевшие с ней обращаться».

Мама Прасковья Афанасьевна Глазкова была портнихой-мастерицей, ее трудами и кормилась семья. Она шила выходные платья для соседок-модниц, лифчики, белье, рабочие телогрейки, перелицовывала мужские костюмы. Сам Станислав до восьмого класса щеголял в военной форме, которую мама соорудила ему, перешив то ли из дедовского, то ли дядиного армейского мундира.

Когда семья перебралась в Казань, Стас оказался, к его великому сожалению, самым интеллигентным мальчиком. Нет, со скрипочкой не ходил, но уж очень по-пижонски одевался. А за то, что запоем читал книжки, заслужил прозвище Еврей. Не обходилось и без испытаний на прочность. Вот тогда и пригодились березниковские барачные уроки, отмахался…

* * *

После десятилетки путь был один — Казанский горный институт, геологический факультет, где, кроме прочих, значился и такой загадочный предмет, как геологоРАЗВЕДКА. Науку о земле школяр Говорухин почерпнул из двух популярных в те годы книжек — «Занимательная биохимия» и «День начинается на востоке».

Кроме романтики — разведка, экспедиции, полевой сезон — будущих студентов-геологов завораживало потрясающее форменное обмундирование: черные двубортные костюмы из шевиота с золотыми пуговицами, белая рубашка, темный галстук и черные квадратные бархатные погоны с золотыми вензелями. Плюс почти офицерская фуражка. Красота! Говорухин не скрывал: «Когда я эту форму увидел, понял: все! Поступил на геофак. В ателье — очередь. Вот-вот мне сошьют костюм — и вдруг форму отменяют! Это было одно из самых сильных разочарований в жизни…»

Говорухин смолоду слыл франтом. Сама по себе мода как таковая его не так уж интересовала. Ибо считал: «Человек, одевающийся по моде, не имеет собственного вкуса… Человек со вкусом надевает одежду, которая подчеркивает его достоинства. И скрывает недостатки. Если хочешь следовать моде, нужно от нее отставать, присматриваться. Когда мода начнет отходить, тогда и надевай вещь…»

Окунувшись в мир кино, Станислав был поражен тем, что «все режиссеры всюду ходят обязательно без галстуков. И небритые. Мятый пиджачок или рубашка… Но обязательно что-то мятое. Создается ощущение, что люди душ не принимают и очень редко моют волосы. Мое убеждение: нужно два раза в день менять носки и белье. На работе ты в одном, а вечером, если тебе предстоит встреча или какая-нибудь тусовка, нужно переодеться».

Для него образцом в выборе стиля одежды был классик советского кино Сергей Аполлинариевич Герасимов: светлый твидовый пиджак, темные брюки, рубашка, галстук.

Однажды в Лондоне Говорухин набрел на ателье «Королевский портной». Думал: рекламный трюк. Но нет, в этой мастерской и впрямь обшивали членов королевской семьи. Естественно, Станислав Сергеевич не удержался — заказал твидовые штаны именно того фасона, который предпочитал сам Бернард Шоу.

Один из коллег Говорухина с иронией, но скорее — с долей легкой зависти — называл Станислава Сергеевича внештатным денди Черноморского флота…

Впрочем, экскурс в гардероб нашего героя затянулся.

Годы студенчества были полны самыми яркими впечатлениями: Тянь-Шань, Кавказ, Крым, ледорубы, девушки с загадочно-манящими глазами… Будучи уверен, что опыт горовосходителя пригодится ему в геологии, он лихо осваивал альпинизм. Кто мог предположить, что этот опыт пригодится ему как кинорежиссеру.

Тогда же стал баловаться журналистикой, в вузовской многотиражке частенько появлялись задиристые фельетоны загадочного автора ГоПилДона — это был общий псевдоним друзей-соавторов — поэта Пиляева, Иры Донской и Говорухина.

Никогда собой не был доволен, признавал Станислав. Я всю жизнь говорил: «Какой я дурак! Сколько времени я зря потратил, как много я упустил, как плохо я учился!». Если бы я начал жизнь сначала, я начал бы учиться. Надо было учиться в детстве живописи, музыке, языкам… А я даже специальности не учился. Заканчивал геологический факультет, а опомнился только на пятом курсе. Понял, что, во-первых, ничего не знаю, а во-вторых, что это совершенно не моя профессия. Нет там никакой романтики, ради чего я туда пошел…

Но подфартило! В начале 60-х в Союзе начался бум телевидения. По всей стране открывались первые студии. На Казанскую студию пристроился вчерашний геолог Говорухин. Азы новой профессии приходилось осваивать на ходу. Целых два года он работал и автором, и редактором, и режиссером, и ассистентом, и оператором, и ведущим. Передачи шли в прямом эфире. Все было живо, интересно, азартно.

Но восходящая звезда казанского телевидения на самом взлете едва не испортила себе карьеру.

— Черт меня дернул поехать в эту Венгрию с туристической группой, — потом ругал он себя.

Там, вообразив себя вольным художником, он повел себя совсем не так, как все: мог пойти один пошляться по городу, заглянуть в ресторанчик…

— Когда мы вернулись, меня вызвали на бюро обкома, — возмущался Станислав, — и стали воспитывать, говорить, что я вел себя неправильно. «Как неправильно, — спрашиваю, — объясните». «А вот вы, — отвечают, — написали статью в венгерский журнал».

А там его действительно попросили написать заметку о своих впечатлениях, он и написал о том, как ему понравился Будапешт. Неожиданные форинты — полученный гонорар — коллективно прогуляли. Все это, оказалось, было запрещено.

На следующий день на телестудию приехал секретарь обкома и на комсомольском собрании предложил исключить Говорухина из комсомола (кстати, в то время секретаря комсомольской организации ТВ). Но коллектив неожиданно восстал: «Мы с Говорухиным работаем, мы его знаем. А ты кто такой?! Что ты тут нам говоришь? Иди отсюда!». В общем, обошлось. Но Станислав для себя уже все решил: «Но для меня эта история была как звонок. Пора! Я подал заявление во ВГИК на режиссерский факультет и поступил, не знаю, к счастью или к несчастью…»

Еще совсем недавно ни о каком кинематографе геолог Станислав Говорухин и не помышлял.

Лишь однажды, будучи в Горьком, как-то на улице он видел занимательное действо: снимали кино. Все суетятся, бегают, кроме одного человека. Он сидит в кресле, курит, ему подносят чай, что-то шепчут, он кивает головой. Спрашиваю: «Кто это?». Мне отвечают: «Марк Семенович Донской, режиссер». И вот тогда-то Говорухин сразу отметил для себя: «Вот это профессия!». А позже поступил во ВГИК, сам стал режиссером: «Не успел оглянуться — уже сижу в кресле, мне приносят чай, кофе…»

Позже он все отшучивался, рассказывая популярный среди кинематографистов анекдот. У оператора спрашивают: «Ты сможешь снять фильм после стакана водки?» — «Наверное» — «А после двух?» — «Ну… не знаю». — «А после бутылки?» — «Только как режиссер». Это вроде бы шутка, но доля правды в этом есть…