— Мне уже лучше, — слабо отвечаю и делаю глубокий вдох.

— Ты при родах много крови потеряла?

— Нет, да и больше двух недель уже прошло.

Павел кивает и проделывает то же, что и со мной, с Адамом. Когда тонкая струйка крови течет от меня к мужчине, я стараюсь расслабиться и убедить себя в том, что поступаю правильно. Отчего-то желание вырвать иголку, встать и сбежать, становится сильнее, а когда я вспоминаю чего лишилась, даже приподнимаюсь.

Правда, бросив взгляд вправо, замечаю бледного, изможденного Адама, который, к тому же, без сознания. Вся решительность мигом улетучивается. Я ведь не он, я умею поступать по-человечески. Закрываю глаза и начинаю думать о сыне. Отнедавна это помогает мне успокоиться.

— Эй, — Павел трогает меня за плечо. Дернувшись, открываю глаза. — Я испугался, что ты без сознания.

— Все в порядке. Я хорошо себя чувствую. Ему лучше?

— Откуда я знаю, придет в себя — увидим.

— Вы будете доставать пулю?

— Вначале нужно, чтобы он пришел в себя и сказал, есть она там или нет, — Павел пожимает плечами. — Мне отзвонились, кровь будет скоро, так что еще немного, и я тебя отключаю. Для операции подвезут нужную группу и резус.

— Хорошо, — киваю. — Моя помощь нужна?

— А ты сможешь помочь? — с усмешкой спрашивает он. — Я постараюсь сам. Видел, как тебя воротит от всего, еще потом тебя откачивать.

Мне и правда плохо. Не от вида крови, я ее никогда не боялась, а от самой раны, потому что выглядела она жутко. Я не представляю, смогу ли спокойно смотреть за тем, как врач будет ее доставать, ведь от одной мысли об этом, меня уже начинает тошнить.

— Я отойду, там привезли все необходимое. Полежи, вернусь, отключу тебя от системы.

— Хорошо.

Доктор уходит, тихо закрывая за собой дверь, а я лежу, уставившись в потолок. В полной тишине появляются вопросы.

Кто такой Адам?

Почему у него в доме целая медицинская палата с оборудованием?

Кто и зачем в него стрелял?

Но главное…

Не грозит ли опасность мне и детям?

Вдруг, Адам влез во что-то криминальное и теперь нам всем стоит бояться. А, может, лучше вовсе прятаться?

От раздумий меня отрывает стон боли, исходящий со стороны Адама. Я быстро бросаю взгляд на дверь, но доктора там нет. Становится страшно, потому что встать и помочь Адаму я не смогу, зато он, по всей видимости, как раз подняться и решил.

— Адам, тебе нужно лежать.

Он замирает и поворачивает голову в мою сторону.

— Какого хрена? — рычит он, замечая в моей руке трубку. — Он что заставил тебя лечь на переливание?

Наконец, он замечает трубку и в своей руке, тянется к ней, но замирает, понимая, что этим только усугубит ситуацию. Откидывается на кушетку и с его губ слетают матерные слова.

— Адам, пожалуйста, успокойся, тебе нужно беречь силы. Меня никто не заставлял. Я сама захотела, а Павел только согласился.

— Павел? — с ироничной усмешкой на губах, спрашивает он. — Успели подружиться?

— Прекрати язвить, я серьезно. Ты ранен, а он пытается тебе помочь. Он не знал, когда привезут кровь, мне что, нужно было оставить тебя умирать?

— Я бы не умер.

Он не слышит меня, зато хочет казаться сильным и непробиваемым. Скалой, за которой можно спрятаться, надежной, большой. Настоящим мужчиной.

— Прекрати дергаться, Павел отошел, ему привезли все необходимое.

— Здесь все есть.

— Кровь тоже есть?

Меня раздражает его упрямство и нежелание принимать очевидное: ему нужна помощь, а не игра в героя. На кону его жизнь, а ему, кажется, наплевать. От одной мысли, что Адам может умереть, у меня все холодеет внутри, ведь неизвестно, кто и за что это сделал. Что, если я и дети — следующие?

Дверь открывается и на пороге показывается Павел. В его руках небольшой медицинский бокс, который он кладет на стол и удивленно смотрит на Адама.

— Очнулся?

— Ты забыл, кто тебе платит? — тут же начинает Адам.

— Если ты сдохнешь, платить будет некому, — замечает Павел и, пожав плечами, подходит вначале ко мне.

Он снимает систему за считанные секунды, но мне этого хватает, чтобы стало плохо. Я вновь закрываю глаза и по шуршанию, понимаю, что пришло время Адама.

— Придурок, она слаба после родов.

— Ты идиот, — констатирует Павел. — Прошло две недели после родов, ее организм восстановился. В течении сегодняшнего дня у нее может кружиться голова, но это все побочные действия. Нужно было ждать, пока ты отойдешь в мир иной?

Адам замолкает и отворачивается, ждет, пока доктор уберет систему из его вены и только после этого пытается встать.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Лежи уже, мать твою, давай я все сделаю и потом хоть бегай. Пуля, кстати, внутри? — дождавшись кивка, доктор констатирует: — Так я и думал.

— Ассистента своего позвал?

— Ты сказал никому.

— Ты точно придурок, — кивает Адам, убеждая в этом самого себя.

— Твоя женщина обещала помочь.

Я открываю рот, чтобы возразить, но тут же его закрываю, когда Адама оценивающим и неверящим взглядом проходится по моему лицу. Изучает, решает, можно ли мне доверять или определяет, не упаду ли я в обморок при первом же движении? Я стараюсь не бояться, потому что помочь действительно некому, а его упрямство может навредить, если что-то пойдет не так.

— Ей плохо при виде крови.

— Потерпит.

Под словесную перепалку, Павел невозмутимо достает из сумки все необходимое. Какие-то медикаменты, инструменты в коробке, пакет с кровью, которую тут же приспосабливает к штативу. Пододвигает столик поближе, пристегивает ремни на руках Адама.

Господи, я правда вызвалась в этом участвовать?

Я ведь не смогу. Ни смотреть, ни помогать.

— Значит так, — Павел поворачивается ко мне. — Все, что тебе нужно — подавать мне инструменты и бинты. На рану лучше не смотреть, на стоны и крики не реагировать.