но все равно почему-то всегда подчиняюсь ему. Как будто он действительно мой старший брат, по крови, а не только потому, что Федор выбрал нас обоих для подготовки в солдаты.

— Ты не можешь!?

— Дмитрий, — рычу я. — Эта девушка…

Он холодно смеется.

— Ты отказываешься от нашего плана ради гребаной девчонки?!

— Все не так, — выплевываю я в ответ. — Это… она в беде. Ей нужна моя помощь.

— Нет, Костя, — шипит он. — Мне нужна твоя помощь. Нашему отцу нужна твоя помощь.

— Он не…

Я отшатываюсь, когда тыльная сторона ладони Дмитрия шлепает меня по губам.

— Да, это так. Где твой отец, Костя? Твой настоящий отец… он писал тебе в последнее время? Посылал поздравительные открытки? — Он насмехается надо мной. — Он вообще знает, что ты существуешь как нечто большее, чем сожаление о пизде твоей шлюхи-матери на следующее утро?

Я рычу, ярость кипит во мне. Но Дмитрий крепко держит меня, прижимая к стене.

— Федор-наш отец, Костя. Он — единственный отец, которого мы оба знали. Он вырастил нас. Он дал нам пищу и крышу над головой. Он дал нам воспитание и цель, Костя. — Он свирепо смотрит на меня. — И ты хочешь стереть все это и пренебречь им, когда мы ему нужны, ради гребаной девчонки?!

— Это не похоже на…

— Мне плевать блять, что это похоже, а на что нет! — Дмитрий ревет. Внезапно он выхватывает пистолет и тычет стволом мне в челюсть. Я напряженно смотрю на него, а он смотрит на меня.

— Мы уходим, Костя. И мы делаем эту работу.

— Я думал, это следующей неделе.

— Планы изменились. Собирайся, мы уезжаем. — Он опускает пистолет и отворачивается от меня.

— Тогда нам не следует этого делать.

Дмитрий поворачивается и смотрит на меня.

— Что?

— Федор всегда говорит: если в последнюю минуту план изменился, ты уходишь.

— Ты начинаешь меня бесить, Костя. Собирай свое дерьмо, мы это сделаем.

— Дмитрий…

С ревом он снова поворачивается ко мне и направляет пистолет мне в лицо.

— Костя, — рычит он. Его трясет от гнева. Но он делает вдох и опускает пистолет. Его лицо слегка вытягивается. — Костя, пожалуйста, — умоляюще говорит он. — Мы сделаем эту работу, и наша жизнь изменится. Больше не будем жить в этом гребаном аду. Больше никаких поборов. Мы сделаем это и станем людьми. Подумай об этом, брат мой. Хорошая еда, хорошая выпивка, все киски, о которых ты только можешь мечтать? После этого мы станем олигархами, Костя.

Я хмурюсь.

— Пожалуйста, брат, — шепчет он. — Пожалуйста. Для меня… мне нужна эта перемена. Пожалуйста.

Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть через дверь спальни на окно. На другой конец двора где бабочки исчезли из ее окна.

— Сделай эту работу со мной, Костя. А потом ты сделаешь все, что хочешь. Все, что угодно. Сходи к девушке, которая "не такая". Но ты мне нужен. Ты нужен Федору. Вот чем занимается семья, Костя.

Я поворачиваюсь к нему. И медленно, я киваю, хотя мое сердце разрывается.

Настоящее время:

Меня окутывает ее запах. Когда я вхожу в ее квартиру, мне кажется, что я зарываюсь лицом в ее длинные темные волосы. Дверь тихо закрывается за мной, я вдыхаю запах Нины.

Конечно, ее нет дома. Она все еще в больнице, за ней ухаживают. Но единственная причина, по которой я оставил ее там, на самом заключается в том, что люди, которых ее брат присматривает за ней, деле одни из его лучших. Кроме того, у него есть несколько купленных копов, патрулирующих коридор. Вдобавок к этому я заминировал выступы за ее окнами, если кто-нибудь, кроме меня, попытается проскользнуть таким образом.

И с ней все будет в порядке. Это действительно самая важная причина, почему я был спокоен, оставив ее там. Я проскользнул в кабинет ее врача, пока он был с пациенткой, чтобы прочитать ее карту. С ней все будет в порядке. Никаких серьезных повреждений, никакого сотрясения мозга. Но это не значит, что я все еще не вижу красный, из-за того кто хочет причинить ей вред.

Я тихо прохожу в темноте через квартиру Нины к окнам. Я вошел через парадную дверь на случай, если в ее окна наблюдают. И есть большая вероятность, что так оно и есть. Я наблюдал в них. Возможно, и другие тоже.

Я медленно закрываю жалюзи, прежде чем подойти к лампе, чтобы включить лёгкий свет. Я поворачиваюсь, осматривая ее спальню. Ничего не могу поделать, но мне становится все труднее находиться здесь.

Я видел, как она здесь раздевалась. Я смотрел, как она трогает себя в темноте, сквозь очки ночного видения. А после прошлой ночи? Слышать, как она говорить со мной по телефону? Я стону. Если я закрою глаза, то почти представляю, как сладка на вкус ее маленькая киска. Как она стонет для меня, когда мой язык скользил по ее губам.

Я подхожу к ее кровати. Моя рука касается ее подушки, мои пальцы прослеживают, где она лежала ночью. Я хочу зарыться лицом в ее подушку и вдыхать ее запах. Но я напоминаю себе, что я здесь не для этого.

Причина моего визита не в том, чтобы прокрасться в ее квартиру. Я здесь для того, чтобы проверить, не следил ли за ней кто ни будь еще. Я вспоминаю, как Эрик упомянул «другого» русского с чернилами Братвы.

В этой ночи бродят два волка. Теперь моя работа-найти и уничтожить другого, прежде чем он сделает то же самое со мной. Или, что более важно, с ней.

Я вытаскиваю из кармана куртки устройство. Жучок-уборщик обнаружит здесь любые подслушивающие устройства или скрытые камеры. Я медленно окидываю им стены, светильники, сантехнику, бытовую технику, одежду в шкафах— все. Я роюсь в ее комоде ящик за ящиком. Но все равно я ничего не нахожу.

Выдвигается верхний и последний ящик. Я рычу, когда мой взгляд падает на ее дразнящее кружевное белье. Она сводит меня с ума в любых обстоятельствах. Но после десяти лет, проведенных в холодном аду сибирского ГУЛАГа, море прозрачных трусиков, с кружевными краями, изящных бюстгальтеров и крошечных стрингов заставляет меня рычать от вожделения.

Мой член вздымается, утолщаясь в джинсах. Я протягиваю руку, чтобы обхватить себя ладонью. Я делаю последнюю проверку с помощью программы поиска. Но когда он возвращается чистым, я выключаю его и засовываю обратно в куртку.

Мой взгляд скользит по ее нижнему белью. Я смыкаю, сгорая от вожделения к ней. Я засовываю руку в ящик, пробегаю пальцами по