— Ну и молодцы, — сказал, думая о своем, Ваня. Его пугало, что не найдут они лешака в этих чужих гористых лесах, в чужих городах да селах.

Чтобы выйти на дорогу, ведущую к деревянному мосту, решили сократить путь, и пока выбились на проселок, совсем замучались с коровой. Оказалось, что комолая корова, так же, как Росица Брегович, близорука — без очков ничего не видит, через раз натыкается на кусты и деревья, запинается о сучья и пни, одно хорошо: что четыре ноги устойчивее двух, хоть не падает! Теперь стало понятно, почему коровушка так плелась — видать, каждый раз глядела, куда ступить. А как стемнело — и вовсе стало невмоготу: корова была слепа, как рок, и норовила сшибить всякого (хорошо, что без рогов забодать не могла), и то и дело норовила свернуть в обрыв. Пришлось подсвечивать ей путь фонариком — Ваня понял, что, кроме всего прочего, Росица Брегович страдала куриной слепотой.

Наконец перешли по целому мосту на ту сторону и уже в полной темноте свернули на жиденький огонек какого-то жилища, постучались в ворота и попросились переночевать, дескать, с нами ребенок, пустите, люди добрые, сколь времени не спавши… Про цыганку и корову решено было умолчать. Но они сами о себе напомнили…

Впрочем, старик-хозяин, вышедший на крики, ничему не удивлялся, дескать, нынче беженцев полно: а цыгане, коровы ли — ему все равно. Лишь бы не шиптары… По-сербски, дескать, говорите — и ладно, значит, свои… Ночуйте, только вповалку придется, кроватей на всех не хватит, свою лежанку он девочке с маткой уступит — за матку старик принял Златыгорку, которая держала на руках спящего ребенка. Ну а коровку, мол, в хлев поставьте — у него там своя Буренка имеется, вот пускай и ночуют вдвоем, сенца он подбросит…

Тут Росица Брегович бросила на Ваню такой взгляд, что мальчику неловко стало, и он шепнул в мягкое ухо коровушки, что в первом же «Макдоналдсе» купит ей гамбургеров, будут у нее полны ясли любимой еды. А пока, де, накормлю тебя хлебцем, мяконький, вкусный…

Старый Ненад, бросая на пол какие-то одеяла, бормотал: электричества-то нет после бомбежек, так не обессудьте уж… Они вдвоем на все село остались: он да Буренка, а больше никого…

— Остальные от бомбежек убегли?! — полуутвердительно спрашивал Шишок.

— Да не-ет, еще раньше шиптары всех повыгребли, кого ведь как… А с шиптарами после полиция разобралась.

Все улеглись, пристроив маленькую Яну в середку, в тепло, а старик долго еще бормотал в соседней комнате, в приоткрытую дверь было слыхать:

— Только эти, бомбардировщики-то, покоя не дают, шныряют в тучах: туда-сюда, туда-сюда, все чего-то ищут, а чего? А кого? Летите, мол, к себе домой, не-ет… А внутри самолетов-то — малые чертенята в беретках! Они играть любят, рушить все. Их большие шлют. Учитесь, мол, как надо, на людском племени, после ведь с небесным воинством воевать придется — вот и учатся… Ох-хо-хонюшки!

Утром, поблагодарив старика за приют, по безжизненной деревеньке двинулись прочь. Странно было видеть цветущие сады, посреди которых стояли пустые дома с выбитыми стеклами и скрипучими дверями, ими ветер играл — то открывал их, то закрывал. Боязно было за деда, звали его с собой — но тот не согласился, дескать, тут родился — тут и помру, куда уж бежать-то, от себя не уйдешь.

Старый Ненад в кацавейке, опираясь на кизиловую клюку, долго стоял у ворот и махал им вслед смешной старой шляпой с синим перышком. Соловейко уверял, что перо на шляпе павлинье, а жаворлёночек противоречил, нет, дескать, это перышко птицы Алконост.

На попутном тракторе доехали до какого-то безвестного городка — корову общими усилиями погрузили в прицеп. Тракторист, вздыхая, согласился везти коровенку, дескать, ну ладно, не оставлять ведь животину — ее тут, как пить дать, пришьют.

В городишке купили жратвы, и, по настоянию Яны Божич, колокольчик для коровы. Когда проходили мимо «Оптики», Ваня спросил у домовика, дескать, очки Росицы не потерял еще? Шишок показал — вот они. Ваня внимательно поглядел: маловаты будут! Домовик понял его с полуслова, они заскочили в очковое заведение, а остальная команда осталась на улице сторожить комолую корову. Шишок протянул приемщице очки Росицы Брегович, дескать, нам бы с такими же стеклами — но только самого большого размера.

— Расстояние между зрачками? — потребовала женщина. Пришлось с линейкой бежать на улицу измерять коровью морду. — В миллиметрах! — уточнила очковая женщина им вслед.

— Четыреста! — от двери заорал Ваня. Услыхав ответ, приемщица рухнула на пол, а, встав, сказала, что у них таких очков нет, и в ближайшее время не будет. В конце концов они купили очки в железной оправе с самым большим, какое только имелось, расстоянием между линзами.

Кое-как с помощью веревочек и скотча укрепили дужки на дефективных рогах, правда, один коровий глаз был все ж таки не за стеклом, — но все равно, получив привычные очки, Росица Брегович явно воспрянула духом: помчалась вперед так, что только поспевай за ней.

— Вот так бы давно! — подхваливал свое произведение Шишок.

Далеко за городом столкнулись с беженцами, лагерем сидевшими на обочине, задрипанные автобусы стояли на дороге, у одного был поднят капот. Чернявые женщины, все как одна, курили, бойкие дети, которых было что-то очень уж много — по десятку на каждую, — играли и дрались. Беженки, косясь на прохожих, принялись гомонить… В голове у Вани опять что-то щелкнуло: он стал понимать новый язык! А из недружелюбного гомона выбились слова:

— Нет, вы поглядите, что делается! Корова в очках! Что-то с миром стряслось!

— Никак подслепая: видать, надели, чтоб по ошибке «коровью смерть» не сожрала.

— Коровья смерть сейчас не из земли растет, а из неба!

— И человечья тоже…

— Последние времена настали!

— Это уж точно! Кругом знамения! Помните, вчера наши-то везли парня с зеленой бородой — а борода лиственная… Я листок сорвала — попробовала…

Ваня с Шишком, — который тоже понял, про что говорят, — переглянулись, и домовик заговорил на новом наречье, дескать, а что бабоньки, куда этого парня с зеленой бородкой повезли, не слыхали часом?

Женщины, узнав по языку своих, побросали окурки и окружили команду: дескать, куда вас несет, айда с нами… Уходить надо, нехорошо тут сейчас, мол, в их колонну бомба натовская угодила — так человек сорок на обочинах осталось, бомба-то ведь не разбирает, серб ты или албанец! И Хашим уходить велел, — листовки OAK разбрасывала, — идите, дескать, в Албанию али Боснию, там уж все для приема готово. А как НАТО сухопутные войска введет — тогда уж и будем вертаться, Америка сербам покажет, где раки зимуют!

Но Шишок объяснил, мол, они за своими идут, потерялись по дороге, а после уж, дескать, и они — того… А плотная толпа темных женщин напирала… Вот-вот сомнут! Места для отступленья не было. Кое-кто из беженок уж покашивался на слишком светлые волосенки Яны Божич… Девочка, ощутив недобрые взгляды, спрятала лицо на Златыгоркином плече, а Ваня в ужасе думал: а ну как дитёка закричит по-сербски — и их раскусят! Женщины, похоже, из тех, что разорвут в клочки — и не оглянутся. Хорошо хоть желтые кудри Златыгорки спрятаны под малахаем. И хорошо, что Гордана была черна, как галка. Умная цыганка тоже помалкивала, выставляя руку, дескать, но-но, не напирай!