— Отец же убьет тебя, Соня! Господи! А Даня воскресит и еще раз прихлопнет как муху! Ты чем думала, вообще? — склонилась надо мной девушка и процедила все это прямо в мое пристыженное лицо.

— Я не знаю, чем я думала! Кажется, ничем, — выдохнула я, только сейчас понимая весь масштаб катастрофы.

— Ты же сама говорила, что…

— Да помню я, что говорила! — соскочила я с лежака и нервно заметалась у бассейна на заднем дворе.

— И когда это случилось?

— Вчера, — вскинула я руки к горящим щекам.

— Звездец!

— Ну, Маня, — прижала я руку к колотящемуся сердцу.

— Он хоть предохранялся?

— Нет…

— Ля, ты дура!

— Но он успел… э-э-э… это… ну, вытащить, — окончательно залилась я краской и отвернулась от потрясенного лица подруги, не в силах вынести ее осуждающего взгляда.

Но Рябинина только сидела и в полном шоке смотрела на меня, будто бы видела перед собой впервые, пока я пыталась придумать удобоваримые для себя оправдания.

— Я просто хотела хоть раз сделать что-то не по указке отца или брата. Понимаешь? Мне всего восемнадцать, и Рома смотрел на меня как на желанную девушку, а не как на прибыльный контракт, сулящий выгодные дивиденды.

— Необязательно для этого было с ним спать, Сонь! А если этот Рома наградил тебя какой-то неизлечимой болезнью, м-м? Об этом ты подумала, когда бросилась во все тяжкие с этим малознакомым парнем?

Но я только нахмурилась в ответ на ее слова и досадливо поджала губы, признавая, что Маня, конечно, же права, но…

Черт, да какая еще неизлечимая болезнь?

И снова перевела взгляд на упорно молчащий телефон. Уже половина второго дня, а от Ромы ни слуху, ни духу…

— Не встречайся с ним больше. А лучше вообще уезжай в Москву, Сонь. Иначе вляпаешься по самые помидоры!

— А ты бы уехала на моем месте? — прищурилась я.

— Я не на твоем месте, Сонь. У меня не связаны руки. Вдобавок, меня не таскают каждые полгода по гинекологам, чтобы проверить чиста ли я и непорочна в отличие от тебя. Что ты будешь делать, когда это случится вновь? Что ты скажешь, когда выяснится, что ты больше не девственница?

И липкий страх прокатился по позвоночнику, а затем наотмашь ударил по истерзанным нервам.

— Я не знаю, — честно ответила я и тем самым подвела черту под этим бесперспективным разговором.

Я не знала, что буду говорить и делать. Я только понимала, что сейчас мне нужен только Рома. Я хочу получить свой глоток свободы и счастья, чтобы потом потонуть в пучине обрыдлой до безобразия действительности.

Вот и все!

Но время шло, а Рома так и не написал мне. И не позвонил. Новый день — и снова ничего. Выходные подкрались незаметно, но телефон продолжал молчать, а на глаза все чаще стали наворачиваться слезы отчаяния и обиды, пока в субботу у меня не случился самый настоящий приступ паники только от одной мысли: «А что, если он пропал навсегда?»

Руки тут же затряслись, а в груди разорвалась осколочная граната, разворотив все внутренности к чертям собачьим. И не продохнуть. Легкие превратились в кровавую кашу.

Но как узнать наверняка?

Хватаю телефон и непослушными пальцами нахожу его номер, а потом изо всех сил прикусываю щеку изнутри, призывая себя не делать глупости. Не падать ниже плинтуса. Не пробивать дно.

О, пожалуйста!

Но растерзанному сердцу плевать на доводы разума, и оно приказывает нажать на кнопку вызова, а потом замереть каменным изваянием в ожидании его ответа. Я делаю эту страшную вещь, потому что больше не могу терпеть и вариться в этой адской неизвестности. Мне категорически невыносимо без него. Мне плохо. Мне кажется, что я умираю.

Сейчас он снимет трубку, и все встанет на свои места. И больше не будет так отчаянно больно, потому что Рома мой анестетик. И он мне нужен. Прямо! Сейчас!

Но мерзкий сигнал резанул по барабанным перепонкам, а дальше я рухнула в пропасть, услышав монотонный и безжизненный голос. Не веря в происходящее, набираю второй номер, но меня снова добивает тот же самый ответ.

Жестко. Беспощадно. Смертельно.

— Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети…

***

— Это какая-то ошибка, — с рыданием вырываются из меня слова, — ошибка!

И снова жму на вызов, пытаясь достучаться до абонента, который больше не хочет со мной говорить. Но я пытаюсь снова, снова и снова сделать это, пока до меня наконец-то не доходит жестокая и уродливая правда.

Он все получил. Ему больше не интересно…

Партия.

— Нет! — скулю я и отрицательно трясу головой. — Пожалуйста, нет! Ну, пожалуйста!

В моем сердце еще живет глупая надежда, что все это дурной сон или какая-то глупая, совершенно непотребная шутка. А потому я открываю нашу переписку и непослушными пальцами начинаю печатать ему сообщение:

«Рома, я прошу тебя, позвони мне!».

Стираю…

«Рома, если ты решил не продолжать, то просто скажи мне об этом, и я…»

Снова стираю…

«Рома?»

Отправляю, но сообщение зависает непрочитанным. И я все-таки задыхаюсь, роняя из ослабевших, дрожащих пальцев бесполезный гаджет. А затем закрываю ладонями лицо, оглушенная этой страшной действительностью, и реву. Реву так, как никогда прежде этого не делала, срывая голос и захлебываясь в собственном бесконечном бессилие.

И я чувствую себя такой глупой и грязной. Ведь меня так легко развели, а я уши развесила и ноги раздвинула, уверовав в то, что нужна ему. Что он смотрит на меня как-то по-особенному.

Так, как никто и никогда не смотрел…

Конечно! Он же всего лишь видел перед собой легкодоступную дурочку, которая, разинув рот, беспрекословно шла за ним… Он ведь ничего мне не обещал, не сказал слов любви, просто взял меня и выбросил, как использованный презерватив.

Господи, Боже ты мой!

И горькие, соленые слезы еще сильнее хлынули из глаз, а жалобный плач вырывался из меня все громче и громче. И я не знала, как справиться со всем этим ужасом, что вдруг окружил меня со всех сторон. Одиноко. Больно. Несправедливо.

Чем я заслужила, что он так со мной поступил? Чем?

Обманом привел меня в сказку, которая на деле оказалась самым жутким кошмаром. За что? Просто чтобы трахнуть? Неужели этот красивый парень с самыми зелеными глазами на свете оказался всего лишь подлецом, которому нужно было только мое тело?

Ну так и взял бы его!

Зачем надо было сердце из груди вырывать? Вот так, с мясом.

— Зачем, Рома? — скулила я, наконец-то понимая, о чем меня предупреждала Марьяна. О какой неизлечимой болезни она мне говорила.