кинулся узнавать, что с ней случилось — представляешь, оставить человека в России накануне революции и двух мировых войн? Счастье было узнать, что она уцелела на фронте, а потом уехала в Канаду. А то я бы тоже, наверное, рванул на выручку. Хотя у меня по проверке оранжевый цвет.

— Да? А у меня зеленый.

— Счастливая ты, — улыбнулся Виталий, — значит, во все времена и эпохи без ограничений.

— Да, вот такая я гражданка Вселенной. Но ведь оранжевый цвет не дает окончательного запрета?

— Не дает, но ты же знаешь, как они уговаривают — вот вы сейчас, молодой человек, съездите, а потом будет позарез надо, а у вас будет по сканированию категорический запрет. Да я и не рвусь никуда, мне и в настоящем неплохо. Работа вот…

— Да, и как работа? Ты же собирался рассказать про Николая.

— А почти нечего рассказывать, — Виталий немного смутился. — Здоровье восстанавливается, самой трудной была прошедшая ночь. Теперь осталось немного, ты и сама знаешь. Через неделю физически он будет так же здоров, как ты или я. Общался нормально, смотрел только как-то очень угрюмо.

— Профессор говорил что-то про психику… Не очень мне понравилось то, что он говорил. Будто у него к Коле какая-то личная ненависть.

— У твоего знакомого изменен уровень гормонов щитовидной железы, это однозначно говорит о депрессии. Тут просто мы с дедом расходимся во мнениях: дед считает, что первичен его образ жизни, а я — что именно депрессия.

— А кто твой дед? — перебила Алиса. Виталий посмотрел на нее с удивлением:

— Профессор Виктор Андреич. Разве я не сказал?

— Да? Ты совсем не похож.

— Через семьдесят лет буду похож. Так вот, с дедом мы иногда во мнениях расходимся. У твоего знакомого были основания для вселенской тоски?

— Про вселенскую не скажу, а для личной были. Мама у него умерла, с работой не складывалось, со страной ты сам знаешь, что случилось. Да, и девушка, в которую он был влюблен, вышла замуж за другого.

— Так ты замужем? — вырвалось у Виталия. Алиса чуть не поперхнулась чаем.

— Что? — возмутилась она. — С чего ты вообще решил, что речь идет обо мне?

Молодой человек смутился.

— Прости, действительно, глупость получилась. Он же в любом случае не мог знать. Просто мне показалось… Такая надежда была в глазах, когда я вошел в палату, и потом такое разочарование… Видно, я ошибся.

— Конечно, не мог! Я имела в виду его одноклассницу, интересная, кстати, девочка, ее правнучка потом стала актрисой… Ой, а вот и мой папа.

Институт времени к вечеру еще не совсем опустел, но по дороге до кабинета Темпеста Алиса никого не встретила. Ричард увлеченно просматривал что-то на мониторе и, как это часто уже бывало, не услышал звука открывающейся двери. Алиса тихонько села напротив него. Некоторое время она наблюдала за лицом Ричарда — тот то морщил брови, то, наоборот, его лоб разглаживался, на губах играла победная улыбка. Увлеченный человек, вроде ее папы.

Алиса сама заулыбалась, вспомнив, как счастлив сегодня был отец, потому что нашел таки способ переправить летучих мышей, которые страшно боялись замкнутых помещений, через грузовой конвейер. Хотели уже снимать силовое поле, хоть это и против правил. Именно ее отец догадался провести сверху движущуюся ленту с поручнями, и проблема была решена. Мыши повисли на знакомых опорах с удовольствием, хотя какие они мыши — с земными тезками их роднит разве что наличие крыльев и привычка висеть вниз головой, но никак общее происхождение или внешний вид. Гельцер-младший, увидев их, даже слегка побледнел, но мужественно остался дожидаться Алису. Впрочем, ее такая реакция не слишком удивила — это для прирожденных биологов просто не бывает некрасивых или плохих животных.

Тут Темпест поднял голову:

— Алиса? Ты? — удивился он.

— Я. Ты, когда работаешь, ничего по сторонам не замечаешь.

— Тут тема интересная… — Ричард посмотрел на пустую кружку на столе справа от него. — Кстати, ты не голодная?

— Что-то меня последнее время все рвутся покормить. Как маленькую.

— Ну, в какой-то степени это так и есть, еще сорок тысяч лет назад детство продолжалось полжизни, а ты полжизни еще точно не прожила, — Ричард рассеяно глядел в монитор. — Они ведь действительно видели инфракрасный спектр! — сообщил он неожиданно.

— Они — это кто?

— Неандертальцы. Ты же знаешь, что младенцы не видят холодной части спектра, кроманьонцы — младенчество человечества — тоже ее не видели. Но они не видели и длинных волн, а вот для неандертальцев радуга просто смещена.

— Кстати, о радуге, — Алиса вынула коробочку с линзой и щелчком переправила ее к Ричарду. — Смотри.

Ричард открыл контейнер и взглянул на Алису.

— Красный цвет. Я такого и ожидал. Ты не в настроении?

— Я думала, будет фиолетовый.

— Фиолетовый, — Ричард закрыл коробочку. — Ты же знаешь, у кого он бывает — у детей и у гениев. У людей, которые могут существовать в любых временных периодах, но им лучше не покидать того, в котором они сейчас. — Он посмотрел на Алису внимательнее. — Лучше расскажи, попала ты в зоопарк сегодня?

— Попала, — Алиса подперла рукой щеку. — Животных там с Каштанки привозят. Отец рад. А посетители, чувствую, не очень ими заинтересуются. Они некрасивы.

— Но ведь Космозо не только зоопарк. Это и научный центр.

— Да, ты прав. Наверное, я многого требую от неспециалистов. Просто сегодня заходил один мой новый знакомый, врач. Он этих животных даже испугался, они ему были неприятны. Хотя, наверное, приди я к нему на работу, тоже могла бы морщить носик — кровь, рвота там и прочее.

— Алиса, — Ричард оторвался от монитора. — Ты бы точно не стала морщить носик.

— Знаешь, я не только о животных. Мы от людей иногда ждем, что они будут такими… ну, поведут себя так, как мы рассчитывали. И если ожидания не оправдываются, наступает разочарование, а это неправильно.

— Ты о том молодом человеке, — Ричард не то утверждал, не то задавал вопрос.

— Я о себе. Понимаешь, просто не думала, что все пойдет не по тому сценарию.

— Ты строга к себе, даже слишком. Это у каждого бывает — когда что-то идет не так, человек разочарован.

— Это ты ко мне снисходителен. Ладно, почему ты хотел меня видеть? Из-за линзы?

— Да я вообще хотел тебя видеть. Не собираешься сейчас в прошлое?

— Сейчас — никуда, не до этого.

— А я в Рим поеду через неделю. Надолго, может быть, на месяц. Буду готовиться к одному из главных дел своей жизни.

— Я догадываюсь. Пеплу с площади Цветов недолго быть развеянным над Тибром?

Ричард отозвался не сразу.