class="p1">— Наверное, не хотел отрывать. Я сказала, что вы беседуете с профессором.

Ну, Пашка! Почему он сразу ей не позвонил? Он что же, подозревает, что она ему соврет? И как такое вообще возможно, если видеобраслет показывает окружающую обстановку?

Пашкин номер она набрала, когда уже летела домой и успокоилась.

— Да все в порядке, — голос Пашки был на удивление мирным. — Я просто подумал, что ты там и что ты занята. Мне так и сказали, что ты с врачом разговариваешь. Думаю, ну что я буду тебя отрывать. Что я, невоспитанный? Я просто хотел предупредить, что улетаю на пару дней. Практика.

— Зря ты забросил биологию, — сказала Алиса.

— Ты же знаешь, что я не забросил. Будет она у меня второй специальностью, вот и все. Пилоту лучше. Вот соберешься ты в какой-нибудь неисследованный участок Галактики — кто тебя повезет? Сама?

— Ну тогда чего мне беспокоиться — ты повезешь.

— То-то и оно. Полечу я на проверку передающих станций. Не тех, что замолчали, других, поближе, так что за меня не беспокойся.

— Я за тебя и не беспокоюсь, пусть станции беспокоятся. За себя. Они еще не знают, какое стихийное бедствие к ним приближается.

К подобному подтруниванию друг над другом они давно привыкли, так что Пашка не обратил на ее слова внимания.

— Что-то там все-таки не то на этих спутниках, которые замолчали. Я узнаю на месте и расскажу, когда вернусь. А сейчас пока, завтра всем вставать рано.

Отключив браслет, Алиса поглядела на ночную Москву. Вот уже и ее улица показалась.

— Одного только не понимаю, — сказала она сама себе. — Почему профессор назвал меня королевой Маргаритой?

7.

Устал бороться с притяжением земли —

Лежу, — так больше расстоянье до петли.

И сердце дергается, словно не во мне, —

Пора туда, где только «ни» и только «не».

В. С. Высоцкий.

На другой день Кларино дежурство уже закончилось. У дверей реанимации Алису встретил незнакомый молодой человек в белом халате.

— Вы медбрат? — спросила Алиса.

— Нет, я врач. Профессор в больнице, но спит — вчера ночью у него была операция.

— Как ваш пациент?

— В порядке. Маску сняли. Еще несколько дней он пробудет здесь, вам говорили? Печень и легкие ему придется восстанавливать.

— Когда он проснется? Я хотела бы быть рядом, понимаете, он же тут, кроме меня, никого не знает.

«Почти никого, почти. Может, тому же Вертеру он и обрадовался бы больше, чем мне. Но это я добилась спасения, и дело надо довести до конца».

— Пойдемте, — врач открыл дверь.

Форточка была открыта, и по палате разносился запах, напоминающий аромат вчерашних цветов, только более слабый. Алиса медленно приблизилась к лежащему на кровати пациенту. Маски на нем уже не было. Странно, но теперь она почему-то даже мысленно не решалась назвать его Колей — слишком велик был разрыв между мальчиком из прошлого и этим незнакомым молодым человеком. Нет, лицо то же… Он мало изменился. Кожа на левой щеке и виске была неестественно гладкой, розоватого цвета — контраст между пострадавшей и здоровой частями лица все же бросался в глаза. Алиса почувствовала острую жалость, представив, что должен был пережить несчастный парень. И одновременно ее затопила горячая волна радости, как десять лет назад на Колеиде.

— Действие наркоза закончилось, — сказал врач, поглядев на приборы. — С минуты на минуту он проснется. Подождите немного, сейчас я вернусь.

Алиса пододвинула стул и села у кровати. Дыхание спящего было тихим, почти неслышным. У нее возникло ощущение, что все это когда-то уже было. Да, действительно, было! Узнает ли он ее теперь?

Словно тень пробежала по лицу молодого человека. Приходит в себя? Алиса подошла к окну и открыла его нараспашку — пусть в палате будет больше воздуха.

… Сознание пробуждалось медленно, словно из глубокой холодной заводи он выплывал на согретое солнцем мелководье. Вначале мелькали какие-то обрывки кошмаров из недавнего сна. Старый ужас детства: он несется по темному проходу, позади, тяжело сопя, мчится кто-то огромный. Впереди дверь, за ней — спасение… но нет, дверь распахивается, и там тоже подстерегает какая-то неясная тень. Но в этот раз темный подъезд был заполнен дымом. Пронзительный визг над ухом: «Горим!». Дым становится все плотнее, по нему можно ходить, как по болоту, и вдруг ноги теряют опору, он проваливается сквозь удушливую горячую мглу. Обычно во сне падение было стремительным, в этот раз он падал медленно, успевая сообразить, что это всего лишь сон. Вернулось ощущение реальности. Он лежал на спине, сквозь сомкнутые веки светило солнце. Несколько секунд казалось, что сон продолжается, но другой, какая-то добрая волшебная мечта. Потом, как это уже бывало, он сразу и резко вспомнил все: похороны матери, переезд, собственную катившуюся под уклон жизнь.

Он открыл глаза и сразу же зажмурился — комната была совершенно незнакомой. Где же это? Блин, неужели вытрезвитель?

Нет, непохоже. Слишком уж тут чисто. Какое-то непонятное оборудование. Больница? Что же было вчера? Он даже не помнит, как вырубился.

Послышались шаги. Чуть приоткрыв глаза, сквозь полусомкнутые ресницы он увидел, как мимо его изголовья прошел кто-то в белом халате. Да, больница. Но и в Москве нет такой стерильной чистоты, что уж говорить о районке, в которой он, кстати, ни разу и не побывал. Даже после той драки. Он машинально провел языком по верхней челюсти, где не хватало двух зубов.

Все-таки, почему он здесь? Что вчера случилось? Теперь припомнилось, что «горим!» кричали на самом деле. Неужели это Склифосовка? Хотя станут ли везти в Склиф обыкновенного… да, деревенского алкаша. Иначе не скажешь.

Русоволосая девушка — медсестра или санитарка — села на стул напротив кровати. На ней был не халат, как ему показалось сначала, а белая футболка и брюки вроде леггинсов. Интересная униформа, да и девушка интересная. Вот только смотрят все эти чистенькие медсестрички одинаково — с какой-то брезгливой жалостью, как на раздавленное насекомое.

Нет, у этой взгляд другой. Так смотрела мама перед уходом, вдруг подумал он, с раскаянием вспоминая, что не был на кладбище уже больше года. Теперь уже и не попадет.

Снова возникла эта сумасшедшая надежда, появившаяся уже в первый момент после пробуждения. Хватит, отставить, сказал он мысленно сам себе. Сколько раз на людной улице ему мерещился знакомый профиль, и он пускался вдогонку. Сколько раз казалось, что рядом, за поворотом, дверь в неведомое завтра. Разумеется, никакой двери не было. Последний