– Я жду ответа.

Кейт покоробил его высокомерный тон.

– Я же сразу сказала, что не стану хлопотать за вас.

– Но я достаточно ясно дал вам понять, почему вы обязаны это сделать.

Кейт пожала плечами:

– Вы не имеете права мне приказывать, Харлен.

– Черт бы вас побрал, Кейт, вы заняли это кресло только благодаря мне!

Кейт говорила, не повышая голоса, хотя с трудом удерживалась, чтобы не попросить его убраться из кабинета. У нее задрожали руки, и она сцепила их на коленях, чтобы этот человек не подумал, что она его испугалась. Однако она не могла позволить себе сжечь все мосты. Нужно было объяснить ему, каких принципов она придерживается в работе, каковы неписаные этические нормы юстиции.

Кейт откинулась на спинку стула, не сводя глаз с Харлена.

– Это не совсем так, – ответила она со спокойной уверенностью. – Хотя должна признать, ваше влияние сыграло определенную роль. Не скрываю, я благодарна вам за все, что вы сделали. – После небольшой, точно выверенной паузы она продолжила: – Но правда и то, что я никогда не просила о поддержке: вы действовали по собственной инициативе. Я ни разу не дала вам понять, что готова идти на компромиссы ради вас или кого-либо другого.

Харлен сжал кулаки.

– Мне позарез нужно было выиграть дело о земельных участках, и вам, черт возьми, ничего не стоило в этом посодействовать.

Кейт встала.

– Вы, очевидно, не вполне хорошо расслышали, что…

– Будьте уверены, я вполне хорошо расслышал, – издевательски передразнил он. – Хотите быть святее папы римского? По вашей милости я оказался в дураках.

Кейт заметила раздувшиеся вены на толстой, красной шее Харлена. Ей еще не доводилось видеть его в таком состоянии. Она даже слегка оробела, но когда вновь заговорила, голос ее звучал холодно:

– Мне очень неприятно, что у вас осталось такое ощущение.

Харлен стукнул кулаком по столу.

– Неприятно?! Это теперь так называется?

Вся эта сцена вдруг показалась Кейт такой нелепой, что она с трудом удержалась от смеха.

– Вам не кажется, что вы слегка перегибаете палку? В конце концов, кто из нас проявил свою несостоятельность перед землеустроительной комиссией штата: вы или я?

– Я вам не прощу, что вы отвернулись от меня в трудную минуту, – выкрикнул Харлен. – В наших кругах друзьям принято помогать. Тем более что вы у меня в долгу.

– Но это не значит, что я должна идти против собственных принципов.

– Ах так! – Харлен как ужаленный выскочил из кабинета, с грохотом захлопнув за собой дверь.

Кейт до сих пор помнила, как у нее задрожали колени и пересохло во рту. С той поры минуло два месяца. Она несколько раз встречала Харлена, но он больше не заговаривал о том случае. И все-таки Кейт знала: у нее появился враг.

Открыв дверь своего кабинета, Кейт тут же почувствовала запах свежего кофе. Она мысленно благословила секретаря суда, Лесли Стрингер, налила себе чашку ароматного напитка из горячего кофейника и сразу сняла жакет. Стояла только середина июня, но жара уже сделалась нестерпимой.

Кейт обвела взглядом знакомые стены. Что ж, очень прилично для судейского кабинета, подумалось ей, но здесь была изрядная доля се усилий.

Когда она впервые вошла в это помещение, доставшееся ей от предшественника, се неприятно поразила унылая, безликая обстановка. Кейт не захотела с этим мириться и, засучив рукава, принялась за дело. В результате кабинет приобрел вполне достойный, пусть и не роскошный вид. Главный акцент был сделан на небольшое окно-фонарь, выходящее на оживленный перекресток. Кейт заказала темно-зеленые жалюзи нужного размера, развесила по стенам несколько изящных акварелей и приобрела вместительный книжный шкаф. Перед своим письменным столом она положила зеленый с серым ковер и поставила два стула с кожаными сиденьями.

Кейт перевела взгляд на стол. Толстая папка настоятельно требовала ее внимания. Однако прежде чем сесть на свое рабочее место, Кейт подошла к окну: на улице слышался какой-то грохот. Мимо здания ползла старая колымага, оставляя за собой густой шлейф выхлопных газов. Кейт покачала головой: вот чем приходится дышать в большом городе.

Остин, расположенный на реке Колорадо и прозванный воротами в горы из-за близости Хилл-Кантри, давно стал процветающим центром. Кейт полюбила эти места. Ей с первых минут пришлись по душе обширные равнины и живописные горные склоны, словно накрытые лоскутным одеялом.

Ей часто казалось, что город, особенно в вечерние часы, – это сказочная страна, сверкающая мириадами огней. Но пока до вечера было еще далеко, а неотложные дела все настойчивее напоминали о себе. И все же Кейт медлила. Ее замешательство объяснялось характером предстоящего слушания, во время которого должна была решаться судьба ребенка.

Кейт всегда гордилась тем, что не позволяла субъективным пристрастиям влиять на выносимые ею решения. Но сегодня ей трудно было отрешиться от личных переживаний и беспристрастно отнестись к материалам дела.

Ответчик, скромный на вид человек по имени Вейн Гордон, инженер-программист, год назад проходил по делу о растлении приемной дочери. Его осудили условно сроком на один год, но он совершил повторное правонарушение такого же рода и должен был вновь предстать перед судом.

Кейт, как могла, отбивалась от этого дела, но никто из более опытных коллег не захотел им заниматься, и в конце концов дело все равно вернулось к ней.

Она вообще старалась не браться за дела, связанные с детьми. Сегодняшнее судебное разбирательство тяжким грузом давило на ее плечи, пробуждая воспоминания о ее собственных поруганных чувствах и о судьбе родной дочери. Ей вспомнился тот давний день, когда Уэйд Джексон сказал ей, что Томас перед отъездом из города оставил ребенка в какой-то придорожной ночлежке.

Тогда Кейт не помня себя бросилась бежать прочь от непотребной ухмылки Уэйда и остановилась только в дубовой рощице. Она обхватила руками толстый дубовый ствол и стояла так, пока не поборола свою бессильную ярость.

Уэйд все выдумал, твердила она про себя. Он просто решил отомстить за то, что она ему отказала. В нем говорила зависть и ревность.

Но ей не удалось себя убедить. Вернувшись домой, она долго стояла у окна своей убогой комнатенки и смотрела, как в стекло хлещет осенний дождь; ее мучило чувство неизбывной вины и страха: а вдруг Уэйд и в самом деле сказал правду? Кейт решила узнать у нового священника адрес Томаса и попытаться разыскать Сэйру. Трудно было поверить, что Томас способен на такую низость.

Что бы там ни болтал Уэйд… Она потеряла и единственную любовь, и новорожденную дочь. Ее раны не заживали, но в душе начало закипать бешенство: она осознала, что Томас никогда не любил ее, он только притворялся, чтобы добиться своего.