Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
5 августа
Чем ближе конец моего пребывания здесь, на что между прочим указывает весьма увеличившаяся пустота моего кошелька, тем все милее мне становится здесь. Я уверена, что буду страшно тосковать по этому времени, проведенному у моря. Семья профессора не подчиняется никаким местным правилам и запретам; дело в том, что мужчинам воспрещается плавать в пространстве между дамскими и мужскими купальнями– дамам, соответственно, тоже. Семья же профессора вся целиком в количестве пяти человек купается по середине, и их не беспокоят потому, что они такие богатые люди и вероятно оставляют здесь немало денег. Когда они все вместе, поднимается такой визг и шум, что любо дорого посмотреть. Я, конечно, приглашена купаться вместе с ними и охотно это делаю; играю с детьми и заплываю с родителями далеко в море. Продолжительное плавание и свежий воздух благотворно действуют на нас, я сделалась стройнее, и профессор сказал мне однажды, что если бы он был художником или скульптором, то я должна была бы ему позировать. Он очень надеется, что его дочки со временем станут обладательницами такого же стройного и крепкого тела, как у меня. Теперь дамам доступны всевозможные упражнения, теннис, велосипеды и т. д. О них в дни юностей его жены еще не было известно, и потому в будущем наверняка все женщины будут изящными и подтянутыми, не то что сейчас. Во время плавания его пухлая жена окатила его лицо водой и фыркая, и смеясь мы опять поплыли к песчаной отмели, где всегда немного отдыхали, прежде чем плыть назад к берегу. Я помогаю детям одеваться и за это получаю за завтраком что-нибудь вкусное потому что веселая жена профессора очень любит сладости.
13 августа
1-го августа я уехала и теперь опять дома. Мне было очень тяжело расставаться с морем, лесом, с этим прекрасным уголком земли. Мне кажется, что на глазах у меня выступили слезы, когда из лощины, идущей через дюны, я в последний раз увидела светло-серый блестящий уголок моря, исчезающий между темными деревьями. Профессор осушил мои слезы свежевыглаженным платком и сказал: «Мужайтесь, мое дитя. Вам следует думать, что жизнь будет все прекраснее, а сейчас вы уезжаете из маленького Карлсгалена, чтобы пару лет спустя совершить поездку в Голландию, Данию или во Францию».
На вокзале мы расстались потому, что я поехала первым поездом, между тем как вся семья профессора не могла найти места в одном купе. Когда поезд тронулся, и я в последний раз им кивнула-прекрасная пора закончилась. Я думаю, что умная жена профессора намеренно не захотела ехать со мною; она ничего не говорила о нашей новой встрече и была права! Через некоторое время я прибыла на Штеттинский вокзал. Неужели он был так же отвратителен, когда я уезжала! И какой воздух был в Берлине! Звонки, крик, жара, омнибусы, электрический трамвай, извозчики, повозки для перевозки багажа, все это было ужасно! Домой я приехала смертельно усталой, покрытая пылью и умиравшая от жажды, так что казалось, что я не особенно отдохнула. Мать посмотрела на меня и спросила: «Ну?» – Я ее успокоила: «Я великолепно чувствую себя, но поездка в душном переполненном вагоне поезда, привела меня в такое состояние».
На следующий день, когда я явила себя при дневном свете, они конечно увидели, что я выглядела настоящей индианкой по сравнению с ними. Моих сестер мне было ужасно жалко. Я приняла твердое решение, непременно заработать деньги до следующего лета, чтобы и им дать возможность некоторое время подышать другим воздухом, чем Берлинским. Я пошла узнать, не найду ли где-нибудь работы; приглашений не было, потому что я всем сказала, что уезжаю на шесть недель. И все-таки я неисправимое дитя большого города. Я по-настоящему радовалась, что опять вижу старые улицы, надписи на лавках и железную дорогу! На улице я, конечно, обращала на себя внимание своим лицом цвета красного дерева; лишь позже в самом городе у Доротеен-штрассе я встретила также детишек с загорелыми лицами; у нас в северной части города я не видела ни одного человека, который выглядел бы так, как я. Мои расчеты, что художники-декораторы в августе будут иметь кое-какую работенку, потому что все постройки заканчиваются в октябре – действительно оправдались. Меня встретили с большой радостью, и я снова тяну свою лямку.
10 сентября
Утром была на могиле Франца. Она совершенно запущена.
Я принесла немного цветов.
17 сентября
Сегодня была опять у Франца, сегодня день его похорон; мой букетик, который я принесла восемь дней тому назад – еще здесь, но как некрасиво выглядят эти увядшие цветы!
5 октября
Сегодня художник выставил на осенней выставке купальщицу, которую он рисовал с меня. К письму, в котором он мне обе этом сообщал, он приложил входной билет, чтобы я пошла на выставку и полюбовалась бы картиной.
У картины толпилось множество людей! Она похожа на меня, но у нее светлые волосы, и потому никому не приходило в голову, что оригинал стоял совсем рядом. Я должна была слушать глупости, которые они говорили. Один сказал: «Но ведь здесь и намека нет на природу! Какая девушка сейчас в таком возрасте имеет такую развитую грудь?». Тогда другой сказал: «Это милое личико я узнал бы среди тысячи лиц, и, если я ее