Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вы что-то хотели сказать, милорд?
— Я хотел дать вам кое-какие инструкции.
Она снова улыбнулась, выказывая, как она надеялась, свою готовность выполнить любые обязанности, какие он захочет возложить на нее.
— Сегодня вы наденете макбейновский плед. Завтра же вы захотите переменить его на плед маклоринских расцветок.
— Я захочу?
— Вы захотите.
— Почему?
— Вы здесь хозяйка над обоими кланами и должны стараться не пренебрегать ни одним из них. Для маклоринцев будет оскорбительно, если вы станете носить мои цвета два дня подряд. Вы понимаете?
— Нет, — ответила она. — Не понимаю. Разве вы не лаэрд обоих кланов?
— Лаэрд.
— И следовательно, вы здесь являетесь вождем для каждого?
— Именно.
Он говорил ужасающе высокомерно. Выглядел он, впрочем, так же. Его голос звучал… повелевающе. Он прямо-таки возвышался над нею. И все же он был так невероятно предупредителен прошлой ночью. Воспоминание об их любовных ласках заставило ее вздохнуть.
— Так вы поняли меня? — спросил он, сбитый с толку взглядом ее широко раскрытых глаз, устремленных на него.
Она покачала головой, пытаясь прояснить мысли:
— Нет, все еще не могу, — призналась она. — Если вы…
— Не ваше дело в этом разбираться, — заявил он. Казалось, Габриэль требовал ее согласия, но ведь он не нуждался в нем. Она же просто смотрела на него и ожидала дальнейших возмутительных замечаний.
— У меня есть еще одно пожелание. Я не хочу, чтобы вы занимались какой бы то ни было работой. Я хочу, чтобы вы отдыхали.
Джоанна готова была думать, что плохо расслышала его слова:
— Отдыхала? — Да.
— Но почему, скажите, ради Бога?
Он нахмурился, увидев непонимающее выражение ее лица. Ему было совершенно очевидно, почему она должна отдыхать. Однако если ей хочется услышать его доводы, он может сообщить их.
— Потому, что вы должны оправиться.
— От чего?
— От вашей поездки сюда.
— Но я уже вполне оправилась, милорд. Я проспала полдня. Теперь я чувствую себя отдохнувшей.
Он повернулся, чтобы уйти.
— Габриэль! — окликнула она.
— Я просил вас не называть меня так.
— Этой ночью вы потребовали, чтобы я назвала вас по имени, — напомнила она ему.
— Когда же это? Она вспыхнула.
— Когда мы… целовались. Он вспомнил.
— Это другое дело.
— Что именно другое дело? То, что вы целовали меня, или то, что вы потребовали назвать вас по имени?
Он не ответил.
— Габриэль — прекрасное имя.
— Я все сказал по этому поводу, — отрезал он. Она не знала, что делать с его упрямством. Но сейчас она не собиралась спорить с ним. Он уже прикоснулся к щеколде двери, как вдруг ей захотелось спросить его кое о чем.
— Могу ли я сегодня участвовать в облаве?
— Я только что объяснил вам свое желание, чтобы вы отдохнули. Не заставляйте меня повторяться.
— Но ведь это лишено всякого смысла, милорд. Он обернулся и возвратился назад, к постели. Он выглядел раздраженным, хотя и не слишком.
Он не запугивал ее! Она это поняла и улыбнулась ему. К тому же она прямо высказала ему свое мнение, и это было таким приятным разнообразием за долгое, долгое время. Она почувствовала… освобождение.
— Я уже объяснила вам, что вполне оправилась после моей поездки, — напомнила она ему.
Он сжал рукой ее подбородок и запрокинул ей голову так, чтобы она взглянула прямо ему в глаза. Он готов был улыбнуться, заметив, что она сильно не в духе.
— Есть и другая причина, почему я хочу, чтобы вы отдохнули.
Она мягко отвела его руку — ей трудно было сидеть с запрокинутой головой.
— И что же это за причина, милорд?
— Вы слабы.
Она покачала головой:
— Вы уже высказывали это соображение ночью, милорд, супруг мой. Но это не было правдой тогда, не стало правдой и теперь.
— Вы слабы, Джоанна, — повторил он, не обратив внимания на ее протест. — Требуется время, чтобы ваши силы восстановились. Я осознаю вашу хрупкость, даже если вы ее отрицаете.
Он не стал слушать ее возражений, поцеловал ее и вышел из комнаты.
Как только дверь за ним закрылась, она сбросила с себя одеяло и выбралась из постели.
Почему ее супруг так быстро составил столь предвзятое мнение о ней? Он не мог знать ее слабостей. Сколь неразумно с его стороны делать такие скоропалительные включения.
Джоанна размышляла об этом все время, пока умывалась и одевалась. Отец Мак-Кечни объяснил ей, как ей следует одеваться. Она облачилась в шотландский наряд — белую кофту с длинными рукавами и юбку, затем накинула макбейновский плед, красиво уложив его складки. Один длинный конец она перебросила через правое плечо, так, что плед закрывал ее сердце, и укрепила его на поясе узкой полоской коричневой кожи.
Она было решила распаковать свои лук и стрелы и не послушаться мужа, но раздумала, не зная, применимо ли к Габриэлю открытое неповиновение. Пожалуй, нет. Он гордый человек, и вряд ли удастся чего-нибудь достичь, бросая ему вызов.
Но в дом, как учила ее матушка, можно входить не только с парадного входа. Ее мать мудрая женщина. Конечно, она была предана своему мужу, но за долгие годы замужества нашла много способов обойти его упрямство. Джоанна училась у матери, которая дала дочери немало прекрасных советов. Она никогда не пыталась управлять мужем. Во-первых, объясняла она, это было бы бесчестно, а во-вторых, безрезультатно. Но ее мудрый ум всегда отыскивал подход к каждому из домашних.
Отец Джоанны, кстати, придерживался той же тактики, когда дочь ссорилась с матерью. И если его супруге случалось впадать в упрямство, он прибегал к тем же деликатным методам, чтобы с нею поладить. Он любил свою жену и делал все, что было в его силах, для ее счастья, и делал незаметно для жены. И он, и она вели игру такого рода, в которой оба выигрывали. Джоанне их брак казался чуточку странным, но они были очень счастливы вместе, и она считала, что только это и имеет значение.
Джоанна хотела прожить свою жизнь в мире и спокойствии. Она понимала, что для этого не следует становиться мужу поперек дороги и надо стараться ладить с ним. Но она хотела бы, чтобы и он ладил с ней и не стоял у нее поперек пути.
Она быстро привела свою комнату в порядок: заправила постель и подмела пол, потом распаковала платья и положила их в сундук, задвинула свои три сумки под кровать. Когда она развязала и отбросила меха, закрывающие окно, солнечный свет залил комнату. Воздух был наполнен ароматами Нагорья. Вид из окна был так хорош, что дух захватывало. Нижний луг зеленел как изумруд; холмы по его краям густо заросли соснами и дубами. Красные, розовые, пурпурные дикие цветы гроздьями росли вдоль тропинки, которая, казалось, уходит прямо в небеса.