другу. Иногда они отменялись столь быстро, что не успевали даже дойти до местных судебных инстанций»[369]. Приведенные положения подходят для характеристики юридической базы и практики ее применения по исследуемому вопросу.

В черновом варианте «Доклада о проведении в жизнь положения об Отделении Губревтрибунала при Губкомдезертир» выражено крайне критическое отношение к начавшейся реформе. Данный документ можно с уверенностью датировать июнем 1920 г., он подписан заместителем председателя Псковской ГКД и заместителем председателя ГРТ. Оправданность резкого изменения порядка рассмотрения дезертирских дел и создания для этой цели специального Отделения трибунала была связана, с точки зрения местных работников, с «…наличием на местах большого количества судебных дел специального характера – однообразных и простых по существу, но подавляющих своею численностью, иначе говоря, дел о дезертирах и укрывателей таковых и необходимостью разрешать их быстрым… порядком»[370]. С другой стороны, если до этого процессуальные нормы не соблюдались так, «как в крупных и постоянных Судебных Органах», то и теперь возможно ли было судить тысячи дезертиров в кратчайшие сроки, будучи обремененными массой формальностей? У ГКД не было выбора, кроме как выносить решения административным порядком, с соблюдением минимума самых простых правил, окончательно и безапелляционно, а иначе «в каждом деле был [бы] повод к кассации, каковым не преминули бы воспользоваться осужденные, и при той массе дезертирских дел – возник бы неминуемо хаос, в котором невозможно было бы разобраться»[371].

Образование отделений ГРТ не внесло ни облегчения в работу ГКД, ни возможности сосредоточить усилия на других «фронтах» антидезертирской работы. Не случилось этого главным образом потому, что в штатах не появилось новых сотрудников, и вся тяжесть работы по новому порядку производства опять легла на плечи ГКД, но под несколько иной «вывеской». Также в «Докладе» содержалась интересная проговорка. Авторы предлагали своеобразный выход из тупика: решать почти все дела по дезертирам на судебных заседаниях ГКД, искусственно занижая тяжесть содеянного, подводя их под свою компетенцию (до отдачи в штрафные части включительно). И лишь в исключительных случаях надлежало передавать дезертиров в ГРТ, совершенно игнорируя при этом Отделение ГРТ, этого «…мертвого и бессильного органа, созданного только на бумаге, и постановления коего без всякого исключения подлежат кассации и вследствие физической невозможности соблюсти процессуальные формальности судопроизводства»[372]. Необходимо было ввести упрощенный процесс без возможности обжалования, а Отделение при ГРТ признать «нежизнеспособным»[373]. Столь жесткая критика существовавших порядков документально прослеживается лишь на примере Псковской губернии, хотя она весьма справедлива и обоснованна.

Отличие во взаимоотношениях комдезертир Северо-Запада с ВРТ Балтийского флота, по сравнению с другими трибуналами, состояло в том, что и до постановления от 21 апреля 1920 г. дела о дезертирстве моряков сразу направлялись ими непосредственно в данный трибунал. Дезертиры-военморы передавались в особые морские штрафные роты, где назначались на «принудительные работы по своей специальности». Особое положение и известная самостоятельность Балтийского флота в вопросе о «своих» дезертирах объяснялись и острой нехваткой военно-морских кадров, вследствие чего «выбытие матроса из флота могло бы неблагоприятно отразиться на общем состоянии флота»[374]. Спрос с краснофлотца также был особый: «Моряк дезертирующий… саботирующий корабельный механизм, подрывающий боеспособность корабля, является злостным врагом революции, а потому приговор Реввоентрибунала Балтийского флота диктуется соображением законов военной дисциплины»[375]. При этом в отчете о деятельности ВРТ Балтфлота «со дня его создания и до 1 августа 1920 г.» было особо отмечено, что целью наказания дезертира является не месть, а его исправление. Данный трибунал активно рассматривал дела о злостном дезертирстве. Так, в марте 1920 г. они составили 68 % (96 дел) от всех военных преступлений, возбужденных ВРТ, в октябре – 60 % (44 дела)[376]. В целом на протяжении года наблюдалось их падение как в количественном, так и в процентном отношении.

Дальнейшее ограничение самостоятельности и отчасти полномочий последовало 29 мая 1920 г., когда окружные, губернские и уездные комдезертир совместным решением ЦКД и ВГШ были влиты в состав соответствующих военкоматов[377]. При этом военком становился главой комдезертир, а бывший председатель – его заместителем, делопроизводственная часть именовалась отделом по борьбе с дезертирством военного комиссариата. Комдезертир сохранили название, печать и право прямого сношения с ЦКД. Председатель и члены ГКД назначались ОКД с согласия ЦКД, а УКД – приказом ГКД с согласия ОКД. Функции комиссий и возложенные на них обязанности оставались прежними[378]. Распоряжения о подчинении комдезертир военкоматам были разосланы по губерниям к началу июня, но в телефонном разговоре начальник ВГШ Н. И. Раттэль докладывал в РВСР, что «более подробный приказ» находится в разработке и лишь «будет представлен на обсуждение»[379]. Отметим также, что приказ ЦКД «о слиянии местных комиссий с соответствующими Военкоматами», дублирующий приказ РВСР, был издан только 23 июня 1920 г. Мы согласимся с точкой зрения С. П. Оликова, который писал, что слияние комдезертир с военкоматами ничего нового в борьбу с дезертирством не внесло[380].

Петроградскую ГКД было приказано переформировать в двухдневный срок, после чего в течение трех дней реформировать УКД[381]. Официально этот процесс завершился, например, в Шлиссельбургском уезде 12 июня[382]. Петроградский губернский военный комиссар М. Е. Сергеев стал председателем ГКД. Реальная работа комиссии шла в прежнем режиме, и борьбу с дезертирством в губернии возглавлял «зампредгубкомдезертир» Р. М. Модлин. Та же система сложилась на окружном уровне, где петроградский окружной военный комиссар Г. С. Биткер имел мало отношения к деятельности ОКД во главе с его заместителем Любинским. В Псковской губернии слияние произошло 7 июня 1920 г., председателем ГКД стал военный комиссар Я. М. Штейн. Сохранил свой пост, теперь уже в ранге начальника отдела по борьбе с дезертирством, и заместитель Штейна И. С. Шпынев[383].

О том, что реорганизация комдезертир в целях устранения параллелизма с деятельностью военных комиссариатов еще только «заканчивается», говорилось и в ноябре 1920 г. Конкретно произошло следующее урезание функций: учет поступления и распределения дезертиров телеграммой № 44490/м Мобилизационного управления ВГШ был передан в учетно-мобилизационные отделы военкоматов; приказом РВСР № 1595 контроль военных частей был отнесен в ведение органов военной инспекции; приказом РВСР № 1604 производство следствия по делам дезертиров в случаях, где нельзя было ограничиться лишь дознанием, было возложено на военных следователей следственно-судных частей военкоматов[384]. Такое облегчение нагрузки должно было побудить комдезертир «с удвоенной энергией взяться за выполнение своих задач», а именно за «выкачку дезертиров из деревни» путем систематических облав, репрессий (в основном конфискаций), контроля местных органов в деле снабжения семей красноармейцев и учета военнообязанных служащих учреждений. Показатели судебной активности ГКД исследуемого региона осенью 1920 г. отражены в Приложении 9.