– Но я всегда говорила вам только правду.

– Точно?

– Да, конечно!

– И про видео?

– Да.

Он дал ей немного времени, чтобы собраться, потом сказал:

– Хорошо, фрау Клауссен, тогда расскажите мне еще раз. – Матс улыбнулся. Самолет немного потряхивало в зоне турбулентности. – Что такого страшного снял Йоханнес Фабер, что год спустя вы захотели его убить?

Его и всех, кто видел то видео!

Неле

Интервалы становились все короче. Муки все сильнее.

Спустя пять часов (Неле знала, что столько пройти не могло, но боль растягивала время, и тридцать секунд схваток казались тридцатью минутами) псих наконец-то отвязал ее. Он мог бы сделать это гораздо раньше. Уже после третьей схватки она ни на что не была способна, только лежать без сил, смотреть в потолок сарая и надеяться, что все это просто страшный сон и она скоро проснется.

Она не могла сбежать от него. Возможно, ей удалось бы подняться с койки, может, даже добраться до выхода из хлева, но уж там-то он обязательно догнал бы ее.

Жизнь внутри ее, которая рвалась наружу, была действеннее любого наручника.

В отчаянии Неле пощупала живот.

Моя кроха.

– Все будет хорошо, – сказала она и заплакала. – Все опять будет хорошо.

Потом крикнула сумасшедшему за камерой:

– Отпусти нас! Немедленно выпусти нас.

– К сожалению, не могу.

Он еще раз проверил за своим штативом настройки на приборе, который напоминал аналоговую зеркальную фотокамеру, но, вероятно, был переключен в режим видеосъемки. Убедившись, что красная лампочка горит, он подошел с бутылкой воды в руке к ее койке.

– Эй, я видела у тебя справочник Пшурембеля, – сказала Неле и, помедлив, взяла у него воду.

Вряд ли он захочет отравить ее после всех усилий. Ее ожидает другой конец.

Гораздо хуже.

– Ты изучаешь медицину? – спросила она после первого глотка. Господи, как же она хотела пить. И устала.

От изнеможения она дрожала всем телом. Спортивный костюм насквозь промок от пота. Другого выхода не оставалось. Ей придется снять штаны.

– Раньше. Сейчас у меня более важная задача.

Мучить беременных женщин?

Слова вертелись у нее на языке, но Неле сумела подавить злость и сделала еще один глоток.

Она не знала, было ли здесь все время так душно, или солнце палило на металлическую крышу и превращало хлев в настоящую сауну. Каково же здесь в летнюю жару?

– Посмотри на меня, – сказала она, когда парень хотел повернуться к ней спиной. Несмотря на свое жуткое превращение в похитителя, он по-прежнему выглядел как студент-таксист.

Неле приподнялась на койке и потянула за шнурок на поясе штанов. У похитителя округлились глаза. Но она не заметила в них вуайеристского удовольствия. Скорее – и это удивило ее – стыд.

– Ты действительно хочешь это сделать? Вот так испортить себе жизнь? Ты же понимаешь, что рано или поздно все станет явным. У меня беременность с повышенным риском. Даже в больнице существует высокая вероятность, что мой ребенок и я умрем. Ты хочешь отправиться в тюрьму за двойное убийство?

Она сняла штаны и бросила их вместе с трусами на решетчатый пол.

Раньше здесь держали и откармливали животных. А сегодня я умру здесь от потери крови, – подумала она.

– Я не пойду в тюрьму.

Франц сильно замотал головой и отвернулся. Совершенно ясно, что сексуальный аспект его не интересовал. По крайней мере, он не хотел видеть ее раздетой.

Неле снова обратила внимание на то, какой он худющий. Прямо истощенный. Если бы не схватки, ему бы ни за что с ней не справиться.

– Я не порчу себе жизнь, – сказал он твердым голосом. – И я хочу, чтобы все стало явным. Каждый должен узнать о моей миссии. – Он указал на штатив. – Поэтому я вас и снимаю.

– И какая же у тебя миссия? – спросила Неле и молилась, чтобы только не религиозная.

– Молоко.

Опять он за свое.

Неле разозлилась и обрадовалась своей злости, потому что это единственное, что у нее оставалось, чтобы бороться со смертельным страхом.

– Это какой-то чертов фетиш или что? – спросила она и покрутила пальцем у виска. – Ты извращенец? Торчишь от грудного молока?

Франц помотал головой, снова повернулся к ней и почесал нос. Признак стыдливости, как объяснил ей однажды отец.

– Наоборот.

Она вздохнула, допила воду из бутылки и с яростью швырнула ее на пол.

– Тогда просвети меня, потому что я не понимаю.

Он кивнул, уставившись на ее верхнюю часть туловища. Неле тоже стыдилась, что лежит перед ним обнаженная и уязвимая, в одной футболке и носках, но ее материнские инстинкты были сильнее. Она сделает все, чтобы родить своего ребенка.

Все.

– Я знаю, что вы не понимаете всего этого, – сказал Франц, и его голос потерялся в огромном сарае, куда он притащил ее. Он посмотрел куда-то вдаль поверх ее головы, потом наверх, повернулся кругом, словно видел этот хлев впервые.

– И вы не одиноки в своем неведении, – объяснил он ей. – Миллионы людей этого не понимают. Лишь единицы знают об этом, и сейчас пришло время, чтобы кто-то открыл им глаза…

– Франц, пожалуйста…

Он приложил палец к ее губам. У Неле мелькнула мысль, не схватить ли его за руку и попытаться сломать запястье, но потом… что будет потом?

– Я никогда не хотел быть этим кем-то, – прошептал он, в то время как Неле лихорадочно продолжала искать выход. – Но кроме меня, это некому сделать, вы понимаете?

– Нет.

Она не понимала. И не находила выхода.

Зато почувствовала, как внутри ее снова зарождался шторм. Как обжигающий шар пытался протолкнуться вперед.

Она скривилась и повернулась на бок, потому что в таком положении боли в пояснице переносились легче.

– Что вы знаете о производстве молока? – неожиданно спросил он ее.

– Что? – переспросила Неле, уверенная, что это вопрос-ловушка.

– Скажите с ходу: что вы знаете о том, как делают наше молоко?

– Не много, лишь то, что знает каждый, наверное. А-а-а-а.

Опять началось. Черт. Опять.

– Коров доят, – прохрипела она, схватившись за раму, на которой лежал матрас. – Потом его как-то сохраняют…

– Стоп!

– Что?