«И все-таки довольно много упоминаний», — думает он, стараясь не обращать внимания на тяжелый кофейно-табачный запах, распространяемый коллегой, наклонившимся прямо к его уху.

Теперь они сидят за столом Юхана в общем офисном помещении, работать в закрытой комнате стало невыносимо.

Множество раз под именем Йерри Петерссона упоминается семнадцатилетний игрок в гольф из города Арбуги.

Часто имя Петерссона встречается рядом с именем Гольдмана: в статьях в «Дагенс индастри», «Веканс афферер», «Сверье дагенс нэрингслив».[27]Такое впечатление, что Петерссон был доверенным лицом Гольдмана, пока тот жил за границей, посредником в его контактах с властью и СМИ.

В нескольких случаях речь идет о деловых контактах. Но никаких сенсационных историй, только скучные, на первый взгляд совершенно нормальные, торговые соглашения.

И вот имя Йерри Петерссона всплывает в связи с неким компьютерным предприятием, проданным фирме «Майкрософт» в начале 2002 года. Петерссон был, по-видимому, одним из инвесторов этого предприятия и от продажи должен был получить двести пятьдесят миллионов крон.

Юхан присвистнул.

— Вот дьявол! — вздыхает Вальдемар.

«Работа бизнес-юриста сделала тебя денежным мешком, — думает Юхан. — Но, черт возьми, после этой сделки ты стал просто неприлично богат!»

Они читают о компании.

Ничего такого, что указывало бы на раскол. На первый взгляд все вполне корректно. Ничего подозрительного, просто масса новоиспеченных счастливых мультимиллионеров.

И вот снова Гольдман.

Если верить статье, написанной в этом году, в то время, когда истек срок давности преступления Гольдмана, он проживал на Тенерифе. К статье прилагаются фотографии дородного, чем-то похожего на жабу мужчины с темными волосами и в солнцезащитных очках. Мужчина сидит за рулем большого спортивного катера в залитой солнцем гавани.

— Вот с чего мы должны начать, — говорит Юхан.

— Так мы и сделаем, — соглашается Вальдемар. — Однако не мешало бы и порасспросить моих знакомых.

Свен Шёман меряет шагами свой кабинет. Вероятно, в таких случаях ему не хватает его большого живота, надежной круглой опоры для сложенных в замок рук, помогающей думать. Вместо него под бежевой рубашкой и пестрым коричневым пиджаком пустота.

Карим Акбар стоит возле своего письменного стола. Он только что звонил в Стокгольм и просил помощи у экономического отдела.

Пресс-конференция через двадцать минут.

Только что они получили предварительный отчет от Карин. Вскрытие тела Йерри Петерссона показало, что он умер от удара по затылку тупым предметом, возможно камнем. Ножевые ранения, всего около сорока, были нанесены, скорее всего, после его смерти либо потери сознания от удара по голове. В легких нет воды, а значит, он точно был мертв, когда попал в ров. По состоянию трупа можно предположить, что смерть наступила между четырьмя и половиной седьмого утра, он пролежал в воде не более четырех часов. Убийство — вот единственно возможное заключение. Преступник может быть как мужчиной, так и женщиной. Раны достаточно глубокие, но не настолько, чтобы их не могла нанести женщина. Судя по направлению ударов, убийца правша.

Осмотр автомобиля Петерссона еще не закончен, но на склоне замкового холма ничего найти не удалось: дождь уничтожил все возможные доказательства.

В самом замке тысячи различных отпечатков пальцев. Многим из них, вероятно, десятки лет, но нет ничего, что указывало бы на преступление. Имущество жертвы как будто нетронуто. Никаких свидетельств убийства с целью ограбления. В часовне и прочих замковых строениях все так же чисто.

Нужно искать орудие убийства, а для этого лучше всего освободить ров от воды. Водолазы ничего не смогли найти в донном иле. Свен подумал было о рыбках, но понял, что ими придется пожертвовать.

— Что будем говорить журналистам? — Свен смотрит на Карима.

— Говори как есть, не вдаваясь в детали.

— А связь с Гольдманом?

— Об этом они уже знают, есть на сайте «Коррен». Здесь четвертый канал, национальное телевидение. Многие ждут. Чертова суматоха!

Свен вспоминает лицо Малин Форс. В замке она выглядела измотанной как никогда. Красная, опухшая, почти старая. Как будто пила всю ночь. Или что-нибудь случилось с Туве? Она винит себя в том, что произошло прошлой осенью в Финспонге. А может, здесь дело в ее отношениях с Янне? Похоже, там не все ладится.

«Что за черт? — думает Шёман. — Откуда у меня такое чувство, что самое страшное еще впереди?»

Бёрье Сверд стоит под дождем в саду возле своего дома в районе Торнхаген, на нем плащ василькового цвета. Малин видит из машины, как он поднимает руку и бросает палку между яблонями в сторону выкрашенной красной краской псарни. Две овчарки с красивым, лоснящимся от влаги мехом бросаются за палкой, играют, отнимая ее друг у друга и обнажая ряды острых зубов. Бёрье высок, кончики его навощенных усов опущены книзу.

Харри останавливает машину у ворот рядом с голубым больничным автомобилем. Бигль Йерри Петерссона вскакивает с заднего сиденья и молча смотрит на собак в саду. Бёрье видит Малин и Харри, кивает им в знак приветствия, но не трогается с места.

Маленький одноэтажный дом, выкрашенный в белый цвет, выглядит ухоженным. Жена Бёрье Анна следит за этим, хотя она настолько слаба, что уже не может дышать самостоятельно. Болезнь поразила нервные волокна в легких, теперь пятидесятилетняя Анна живет только благодаря аппарату искусственного дыхания.

Собаку Петерссона они оставляют в машине. Лишь только открывают калитку, как овчарки устремляются в их сторону, но не для того чтобы наброситься, а чтобы поприветствовать. Обнюхивают, лижут, а потом возвращаются обратно в сад, не обратив никакого внимания на бигля на заднем сиденье автомобиля.

Харри и Малин направляются к Бёрье и жмут его мокрую руку.

— Как вы? — интересуется Харри.

Бёрье качает головой, глядя в сторону дома.

— Никому не пожелаю того, через что она прошла.

— Так плохо? — спрашивает Малин.

— Сейчас о ней заботятся медсестры, они приезжают четыре раза в сутки. В остальное время мы выкручиваемся сами.

— Как ты думаешь, захочет ли она после их ухода повидаться с нами?

— Нет, — отвечает Бёрье. — Думаю, сейчас ей в тягость даже мое общество. Я вижу, у вас в машине собака. Вряд ли твоя, Форс.

Малин рассказывает обо всем, что случилось, и чья это собака; спрашивает Бёрье, не мог бы он приютить ее на некоторое время, пока не найдется какой-нибудь родственник Петерссона или кто-нибудь еще, кто захотел бы взять ее себе.