словно что-то вспоминая, затем вернулась к колонне, из-за которой вынырнула в этот коридор, и подобрала ваяющуюся возле нее сумку. Затем уселась между Венсаном и Догрызком и, вытащив из сумки кинжал с изогнутым острым лезвием и рукоятью с затейливыми инкрустациями, протянула его разбойнику.

– Держи. Ты давно хотел себе что-то подобное, – сказала она.

– Спасибо! – Венсан пришел в полный восторг от подарка.

Вскочив на ноги, он, даже не целясь, метнул кинжал в ближайшее дерево. Тот полетел, со свистом обогнул ствол, срезав пару тонких нижних веток, и вернулся к хозяину.

– Представляю, как с минимумом риска им будет удобно резать кошельки! – восхищенно воскликнул молодой человек и с благоговейным трепетом коснулся сияющего лезвия губами.

– Ари привезла румяна, а Нику его книжки, – произнесла Катарина.

– А можно спросить, где вы все это достали? – осведомился Эруаль.

– Лавандинские воины напали на кампанельскую повозку, вывозящую из Истерского леса кое-какие ценности покойной королевы Лидии. Я оказалась поблизости и подобрала то немногое, что осталось после обыска ваших солдат.

Катарина заметила, как в синих глазах Эруаля заплескалась грусть. Слышать о войне ему было больно. Неприятным было также напоминание о том, что Истерский лес, так называемая "нейтральная территория", по сути дела тоже находился в состоянии войны, только не активной, а пассивной. Он стал жертвой алчности двух соседствующих с ним стран. И Эруалю было больно осознавать, что он принадлежит к одной из этих стран.

Дальнейшее путешествие по Развалинам проходило уже втроем. Катарина согласилась прогуляться в компании своего старого друга и нового знакомого. Осчастливленный Венсан без умолку болтал весь вечер и смог расстаться с товарищами только ближе к полуночи и то потому, что сам утомился. Катарина же с Эруалем готовы были слушать его часами. Будучи вампирессой, девушка не нуждалась в сне, вдобавок к этому, ей хотелось подольше побыть в обществе друга, которого она давно не видела. А Эруалю его болтовня помогала отгонять сонливость. Он понимал, что скоро свалится с ног от усталости, как то уже не раз с ним бывало, но все же отчаянно пытался выиграть у неизбежности еще хоть пару часов бодрствования. Чем ближе и неотвратимее становилось свидание с Голосом, тем больше сердце эльфа наполнялось страхом, тем яснее он понимал, что не хочет больше слышать этих хриплых, каркающих нот.

Однако, Венсан, не знавший о душевных терзаниях своего нового друга, спокойно ушел к себе спать. И Эруаль остался наедине с Катариной. Они сидели в Каминной зале и молча смотрели на то, как угасает пламя в очаге, кожей ощущая наползающий со всех сторон холод. На улице царила тихая лунная ночь, все разбойники угомонились и давно заснули каждый в своем углу. В Развалинах только эти двое сверлили уставшими взглядами почерневшие от копоти поленья, словно желали заставить их разгореться снова.

– Почему ты не идешь спать? – спросила Катарина, которая за проведенный вместе с принцем вечер успела привыкнуть к нему и сменить почтительное "вы" на дружеское "ты".

– Я не могу, – Эруаль сам не понял, почему так ответил. Ему следовало сказать "не хочу", но отчего-то именно сейчас он не решился обманывать. Как он знал, все бессонные ночи прекрасно нарисованы у него на лице.

– Неужели ты не идешь спать только из-за того, что хочешь составить мне компанию? – позволила себе предположить девушка.

– Нет. У меня… другие причины.

– Тебя что-то беспокоит, я права? Я вижу в твоих глазах боль и страдание, которые ты старательно прячешь. Я не буду просить тебя рассказать мне о твоих неприятностях. Раз ты до сих пор не поделился этим ни с кем другим, то вряд ли станешь откровенничать со мной.

– Спасибо, – с подлинной благодарностью в голосе откликнулся на ее слова принц.

"Странно! Она понимает меня, – подумал он. – А ведь мы так мало знакомы".

– Первое время, как я стала вампирессой, я очень боялась наступления темноты, – продолжала говорить Катарина. – Ночью инстинкты кровожадной нежити, обитающей во мне, обостряются с небывалой силой. Я сама себя боялась в это время. Весь день я жила в страхе перед наступлением ночи. Я видела свое отражение в зеркале. Я выглядела тогда так же, как ты сейчас. Но со временем я справилась с собой. На смену одним страхам пришли другие. Ночь больше не пугала меня. Меня пугала собственная жестокость. Ведь я убивала людей; чтобы жить, мне были нужны их жизни. И это меня терзало. Я так не хотела быть злой, не хотела, чтобы меня боялись, избегали и ненавидели, – Катарина ощутимо вздрогнула, что заставило Эруаля настороженно покоситься на нее. – Ариадна, Венсан и Ник помогли мне преодолеть этот страх, они доказали мне, что даже с вампиром можно дружить, как с обыкновенным человеком, что вампиров можно НЕ БОЯТЬСЯ. Но даже им не удалось изжить во мне этот страх до конца. Я очень не хочу стать злой. Эруаль, научи меня добру. Я вижу в твоем лице воплощение сострадания и милосердия. Научи меня делать настоящее Добро!

Она посмотрела ему прямо в глаза, и принц выдержал ее взгляд.

– Если бы я сам знал, что такое Добро, – невольно слетело с его губ, и в памяти сами собой всплыли знакомые страшные слова: "Ты – темный. И ты умрешь"… – Я темный.

– Что, прости? – Катарине показалось, что она ослышалась.

Эруаль сам испугался своих слов. Однако, в этот момент он решил рассказать ей все.

"Может быть, это тот самый человек, с которым я могу поделиться своими переживаниями без опасения быть непонятым, – подумал он. – Может быть, мне наконец-то станет чуть легче".

И молодой эльф рассказал девушке о своих снах. Она слушала очень внимательно, и ее красивые черные глаза постепенно наполнялись сочувствием.

– Бедный! И как же ты так живешь? – проронила она по истечении его рассказа.

– Так же, как когда-то ты! – грустно улыбнулся Эруаль.

– Но ведь я не испытываю такой потребности во сне, как вы, эльфы! Понятно, почему ты такой измученный и печальный. Но хочешь знать мое мнение? Никакой ты не темный. Этот Голос врет тебе. Он хочет заронить в твою душу зерна сомнения. Он хочет заставить тебя страдать.

– Ты всего лишь несколько часов знакома со мной и уже строишь такие уверенные рассуждения насчет моей святости.

– Да с тобой и знакомым быть не нужно, чтобы понять, что перед тобой воплощение доброты и нравственности. Да нежели ты сам не чувствуешь? Разве в тебе есть ненависть? Разве в тебе есть раздражение? Разве ты злился в своей жизни на кого-то хоть раз? Разве ты перевешивал свою вину