— Ну, так я жду? — переспросила она меня таким голосом, что я вдруг подумал, может, и вправду рвануть к морю? Бросить все, взять с собой Ирину. Только мы вдвоем на несколько дней, и закат в багровых тонах, общий номер, ее рыжие волосы на песке. Мне хватило и десяти минут, чтобы выкатить «Ямашку» из гаража. Я сел на своего боевого коня и вдруг с изумлением отметил, что от одной мысли о том, что я увижусь с Ириной, у меня дрожат руки. Надо же, я волнуюсь! Я глубоко вдохнул и попытался унять дрожь. Нетвердость рук — плохая штука, когда управляешь мотоциклом. Я отъехал от стоянки, лихо развернувшись перед маленьким одноэтажным магазинчиком во дворе. Дрожь прошла. А еще через пять минут Ирина с изумлением рассматривала меня в шлеме и в перчатках с заклепками. Я знаю, что выгляжу моложе в таком прикиде. И не просто моложе — я выгляжу круто. Перед таким парнем не могут устоять даже вегетарианки. Не в их власти!

— Ты водишь мотоцикл? — изумилась она. Да, я знаю, я выгляжу хоть куда. Бравый парень, король мира. Ирина была грустна и немного потеряна, но на этот раз она с готовностью приняла предложенную руку. И посмотрела на меня, как на своего человека. Я стал для нее своим. Уже что-то!

— Ты как? Ну, рыжик, что случилось? Опять твой Петр?

— Он вовсе не мой. Я свободна, я ничья, — сказала она и запрыгнула мне за спину. Да, это Петр, с удовлетворением отметил я. Скоро он полностью исчезнет из ее жизни, и тогда.

Я подумал, что, в общем-то, не очень представляю, что будет тогда. Что я собираюсь предложить этой девочке? «Сердце твое уже разбили, можно, я немного поиграю твоим телом? Твоими рыжими волосами?!» Я не какой-нибудь мерзавец, в конце концов. Но если ты не мерзавец, ты должен высадить ее сейчас на тротуар и уехать, и никогда не возвращаться. Потому что, что бы ты там себе ни говорил, никаких серьезных планов у тебя нет. Пусть она слезет с твоего мотоцикла и пойдет, найдет какого-нибудь скучного хорошего парня, выйдет за него замуж, будет делать детям морковные котлеты и рассказывать сказки о мировой гармонии. А тебе что, телевизионных девок не хватает? Отпусти девочку! Ну уж нет! — я решительно отмел все доводы своей совести.

На Ирине было странное свободное светлое платье, ее длинные загорелые ноги обняли меня со спины, и я уже ни о чем другом не мог думать. Я прибавил газу и полетел вперед, навстречу своей судьбе.

Саша Бобкова смотрела на Диму Кару глазами, полными любви. Глаза уже были умело подкрашены гримерами, и на Сашино красивое лицо уже наложили серьезное количество бежевого грима и пудры, что делало ее старше. Профессиональный грим, так эффектно подчеркивающий достоинства и скрывающий недостатки под камерами, в ярком свете горячих софитов, в обстановке рабочего полумрака смотрелся нелепо и даже вульгарно. Но это — особенности профессии, необходимые жертвы, которые приносятся в угоду бога экрана. Даже самая лучшая кожа, самая устойчивая к внешним факторам и здоровая, старела и портилась тут в четыре раза быстрее, и к тридцати пяти годам Сашу Бобкову ожидали глубокие морщины и сухость кожи, которую не убрать никакими кремами. Но сейчас ее это нимало не волновало, она попала на федеральный канал, она стала важной персоной, почти звездой — ее красивое лицо узнают и запомнят миллионы людей, ее одежду подбирают стилисты, ее работа — задавать каверзные вопросы людям из шоу-биза, что может быть лучше? Это же мечта, сбывшаяся мечта, не больше и не меньше. Саша Бобкова смотрела на Диму глазами, полными самой неподдельной, самой искренней любви. Она была в буквальном смысле готова для него на все. Многое из того, на что она была готова, она уже ему продемонстрировала.

Он оказался не так уж и плох. По крайней мере, он был смешным. Красивые и дорогие костюмы, в которых он ходил по «Останкино», смотрелись на нем странно и неестественно, к тому же они у него быстро теряли форму, пачкались — он очень неопрятно ел — и мялись. Его слегка монголоидное лицо постоянно покрывалось неприятным румянцем, а руки были нечувствительными, грубыми, и даже когда он стремился сделать что-то приятное своей девушке (а именно так он называл Сашу, причем при всех), все равно получалось не так. Он не ласкал ее грудь, а больно сдавливал. Он не целовал ее, а засасывал, и ни в чем не чувствовал меры. Но это все было совершенно неважным, мелким, ничего не значащим фактом.

С чем-то можно было смириться, что-то можно было подправить. Секс с ним был коротким, маловыразительным и ничем Сашу не обременял. Сама она не являлась большой поклонницей секса, и тут, осознав, что перед ней вовсе не гигант полового фронта, этому скорее обрадовалась, чем огорчилась. Дима был ее пропуском в желанный мир, Дима был ее счастливым билетом. Потом будут и другие, с подтянутыми животами и умением держать себя в обществе. Но сейчас Саша любила Диму всей душой. В том числе и за то, что он дал ей возможность не чувствовать себя лохушкой. А именно так она себя чувствовала, когда этот самовлюбленный болван Ершов буквально сбежал из собственной квартиры, увидев ее там. Самовлюбленный Ершов, который так и не вернулся, не позвонил и не объявился, не извинился. Похотливая и трусливая скотина Ершов. Она теперь и знать не знала, кто это такой. Тем более что, судя по тому, что она наблюдала, Дима Кара стал куда круче. Именно Дима Кара был тут важной птицей. Саша Бобкова была вполне отомщена.

— Ты устала? — спросил заботливый Дима и провел удовлетворенным взглядом по всей длине Сашиных ног, утянутых в черные колготы. Красивая девка, и чего в ней не устроило Гриню? Совсем зажрался, гад.

— Я просто не понимаю, почему мы должны тут торчать. Я хочу принять душ. Я устала. У меня еще ночная съемка в клубе, — Сашин голос звучал капризно, но в меру. Она ни в чем не обвиняла своего рыцаря, она просто слабая женщина, которой нужен душ.

— Хочешь, я тебя отведу в душ? — Дима вспомнил, что у него теперь есть ключ от переговорной «генерального», этого райского места со всеми удобствами, с рыбками в аквариуме, стереосистемой и, конечно же, прекрасной душевой кабиной. Всем им, в больших и малых чинах и званиях, так или иначе приходилось периодически проводить в «Стакане» значительное время, иногда даже целые куски жизни. Низшие чины, всякий технический персонал страдал и чесался, но высший менеджмент, такой, как и Дима Кара теперь, мог запросто жить тут и поживать да добра наживать.

— Нет. Не хватало еще тут чего-то подцепить, — Саша передернула плечами и скривилась.

— Ничего ты там не подцепишь, — заверил ее Дима.

— Ты знаешь, я все время встречаю одну и ту же девицу в одной из уборных. Она там стоит и моет волосы в раковине. Чуть ли не каждое утро моет.

— Где? — опешил Кара.

— Ну, недалеко от тракторного лифта. За лестницей. Я не знаю, как тебе показать. Там есть место в углу, где раковина побольше и кран высокий. Вот, она там и моется. Чуть ли не каждый день. Интересно, а где она моет все остальное?

— Может, в унитазе? — предположил Дима.

— Фу! А ты говоришь — ничего не подцепишь. Никаких гарантий! И потом, все эти чучмеки с шоу. Зачем, я не понимаю, свозить их всеми табунами со всей страны. Чтобы они хлопали? Они же все одинаковые, можно завести одну штатную группу чучмеков, пусть бы ходили с ток-шоу на ток-шоу. Можно было бы их перегримировывать.