специфический. Певец тут явно по мою душу — я маму по телефону предупреждал, что кусочек марсианских песен ему отойдет.

А живет Хиль, на минуточку, в Ленинграде. Значит — специально прилетел. Приятно!

Поздоровались, прошли в столовую, и Николай Николаевич совершенно заслуженно похвастался:

— Гимн одобрили на самом верху! — указал пальцем в потолок. — Но до Первомая решили не трогать.

— Все равно очень круто! — порадовался за него я.

— Не так круто, как Муллерман! — фыркнула Александра Николаевна, наливая мне и маме чаю. — А каким приличным человеком казался!

— Прискорбная история, — вздохнул Хиль.

— Это — моя вина, — выдав нам с родительницей чашки и вручив мне булку с повидлом, Пахмутова заняла свое место. — Мне уже кто только не звонил, но Екатерина Алексеевна просила тебя не тревожить, — поведала она мне.

— Так не ваша вина получается, а грустное стечение обстоятельств, — успокоил ее я. — Кто знал, что так получится? И извините, что из-за меня вас дергают, я уже выпросил себе «связного» от министерства культуры, можно вам его номер дать, перенаправить страждущих?

«Добро» было получено, мама рассказала историю рокового визита спившейся советской суперзвезды, мы еще немного его попинали и переместились в кабинет. Заняв фортепиано, пропел весь плейлист, заодно отметив, что фортепиано из дедовской усадьбы звучало хоть и немного, но лучше. Точно дорогущее!

— Выбирайте, Эдуард Николаевич, любые пять штук, — начал я наделять годнотой мемного, а потому особо любимого Хиля, но был прерван телефонным звоном.

Александра Николаевна интеллигентно извинилась и вышла из кабинета, и аж лоснящийся от удовольствия — да тут тупо одни хиты, а еще и выбрать дают! — певец ответил:

— Мне нравятся «Эхо», «Дельтаплан» (я так «ракету» главного героя назвал, чтобы было в тему), «На дальней станции сойду», «Где же ты была» и «Богатыри». Но, если откровенно, выбирать из бриллиантов самые крупные почти мучительно больно!

— А забирайте тогда все, кроме «Рокота космодрома», — ответил я и пояснил. — Муслиму Магометовичу я нынче ничего не обещал, так что просто напишу потом других песен. А «Рокот» я вам не дам, потому что у меня на его аранжировку и исполнение другие планы есть, только личную ВИА заведу.

— Я мог бы познакомить тебя с некоторыми талантливыми ребятами, — предложил Эдуард Николаевич.

— Я сначала сам попробую, Эдуард Николаевич, но я вам очень за такое предложение благодарен, и, если возникнут проблемы, обязательно позвоню! — благодарно улыбнулся я.

В кабинет вернулась Александра Николаевна, недовольная и очень смущенная:

— Звонил Магомаев, он на закрытой части панихиды «Ноктюрн» пел, Екатерина Алексеевна у него на плече плакала.

— Очень горюет, — сочувственно вздохнул я.

Не совсем чистосердечное сочувствие выразили и остальные, даже Хиль, который, похоже, понял к чему все идет даже раньше меня — опытный советский артист же, чутье иметь обязан — и теперь грустное прямо на глазах.

— И кто-то ему рассказал, что новая книга Сергея Ткачева будет полна шлягеров, — вздохнула Пахмутова.

— На ходу подметки режут! — позволил себе вздохнуть Эдуард Николаевич. — Все забирает?

— Кроме «Богатырей», — вздохнула Александра Николаевна.

— «Рокот» никому не отдам, имею право — я же никогда раньше не спорил, вот, оставлю себе. А вы, Эдуард Николаевич, не переживайте — мы стихийных бедствий не боимся, а песен у меня полно. Как вам такая, например? На недельку, до второго, я уеду в Комарово…[7]

— Эта даже лучше прежних! — оценил Хиль, полностью восстановив душевный покой.

— Давайте тогда ещё парочку сразу покажу, запишу, и мы с мамой поедем — у нас вечером смотрины.

Пришлось сделать паузу и дать маме впитать советов уровня «не мешай мальчику любить кого хочет». Будто она пыталась! Когда все настроились обратно на рабочий лад, спел «Эти глаза напротив» и «Восточную песню»[8]. Ободзинскому придется искать репертуар где-то еще, но его и так вся страна слушает, так что пофигу.

Покидали жилище Пахмутовой и Добронравова в компании напевающего «обновки» довольного Хиля.

— Сережа, я со студией Всесоюзного радио договорился, сможешь со мной туда на запись завтра и послезавтра прийти?

— Могу, конечно, — подтвердил я. — Только директрису меня отпустить сами просите, мне уже неловко. Она у нас хорошая и понимающая, но…

— Понимаю! — лучезарно улыбнулся Эдуард Николаевич и для проформы спросил маму. — Вы не против, Наталья Николаевна?

— Ну что вы, как я могу быть против? Вас подвезти куда-нибудь?

— В гостиницу «Москва», если вам по пути, — скромно попросил Хиль.

Нам было почти по пути, поэтому поехали втроем.

— Вам тяжело, наверное, из Ленинграда сюда мотаться? — посочувствовал я.

— У нас там всё, кроме тебя есть, Сережа, поэтому мотаюсь не так уж часто, — смутил ответом Эдуард Николаевич. — Приезжайте к нам как-нибудь в гости всей семьей, мы в прошлом году на Громова, 12, в Калининском районе квартиру получили, там сейчас каток во дворе залит, с Димкой, сыном, в хоккей там гоняем.

— В хоккей я бы тоже погонял! — разохотился я. — Когда-нибудь обязательно приедем.

Высадили звезду у гостиницы и поехали домой.

— Это ты молодец, что Эдуарду Николаевичу песен не пожалел — на него смотреть было жалко, — вздохнула мама.

— Жалко, — согласился я. — Он вообще хороший, и как человек, и как певец, но в подковерные интриги плохо умеет, вот и перебивается средними песенками. Ничего, исправим! А вот с Муслимом Магомедовичем нужно как можно быстрее знакомиться лично — он у нас, в свете последних событий, считай придворный менестрель министра культуры, вот и злоупотребляет. Поговорю с ним осторожненько, чтобы он не перегнул с грустными для нас всех последствиями. Не поймет — прибегну к секретному оружию в виде: «Как думаете, Муслим Магомедович, если я на вас Екатерине Алексеевне пожалуюсь, она поверит?».

Фыркнув, мама спросила:

— А что за «личная ВИА»?

— У нас в стране совершенно несправедливо запрещен жанр «рок», — ответил я. — Который, по сути, определение сугубо музыкальное. Почему-то старшие товарищи решили, что в такую обертку можно заворачивать только упаднические, вредные и агрессивные настроения. Вот, поговорю с Димой из ДК, и, если его ВИА потянет, отрепетируем небольшую программу и покажем товарищам из МинКульта, насколько советский рок отличается от унылых «Битлов».

— Сережа… — осторожно протянула мама.

— Все еще разумный мальчик, который, услышав «нельзя!», сразу же перестанет писать против ветра, — заверил я ее.

Мама мелодично рассмеялась и сочувственно спросила:

— С самого утра мотаемся, не устал?

— Я с самого утра усталый и не выспавшийся, — пожаловался ей я. — Но если обещал — нужно стараться держать слово изо всех сил.

— Правильно я тебя воспитала! — расплылась от гордости родительница.

— Абсолютно правильно, — подтвердил я. — Если я себя правильно вести умею, значит — это твое