Гаттак тем временем ознакомился с материалами, закрыл папку и вернул клирику, а тот сразу же убрал ее в стол и запер ящик, затем взглянул на разведчика. На сей раз лицо парня не было бесстрастным, он явно задумался над чем-то.

— Но, клирик, — решился он на вопрос, — как же возможно скрыть операцию таких масштабов?

— Схема довольно проста, агент. Весь процесс разбит на множество этапов, каждый из которых имеет свой статус секретности. Понять истинный замысел можно, только имея на руках эту папочку, — он кивнул на ящик, — или сопоставив все кусочки пазла воедино. Над выполнением данного проекта работает вся Родина — каждый завод, каждый регион, каждый город. Финальная стадия будет реализована лишь после запуска космического лифта и ввода в строй первой из восьмидесяти орбитальных верфей. Даже имея доступ к половине из них, враг не поймет, что именно на них производится. И уж тем более никто не сможет осознать масштабы, на которые замахнулся Бор. А когда поймут, будет уже поздно.

Только сейчас Гаттак понял, что именно его терзало все это время. Все эти выкладки и бахвальства на ежедневных уроках политподготовки, все эти производства и перепроизводства, перевыполненные планы по добыче полезных ископаемых — все это постоянно вызывало у него отторжение. Он не понимал, к чему напрягать силы и перевыполнять планы. Как оказалось, на то была причина.

— Зачем мне эта информация? — наконец поинтересовался он.

Фаэттон пожал плечами.

— Я обладаю почти безраздельной властью, но даже мне неизвестен замысел Бора. Он велел мне показать тебе это, и я показал. Я не знаю, как тебе это поможет. Но ОН знает. На этом аудиенция завершена. Ты можешь быть свободен, Гаттак.

Гаттак коротко кивнул и направился к выходу. Корра, не веря своему счастью, тоже поклонилась и пошла следом, но голос генерального клирика заставил ее замереть на месте. Сердце замерло и, казалось, сжалось до боли.

— А вас, Корра, я попрошу задержаться. Мне и вам есть что сказать.

Глава 10

Длань Бора

О чем именно говорили генеральный клирик и Корра, Гаттак так и не узнал. Свою супругу он дожидался в приемной и разговора их, естественно, не слышал. Когда они покинули серый дом, девушка сообщила только одно:

— Клирик велел глаз с тебя не спускать и во всем подчиняться.

— Будешь за мной следить? — уточнил Гаттак, впрочем, не сомневаясь в этом.

Корра кивнула.

— Да. И еженедельно отчитываться.

Гаттаку такой расклад не понравился. Его план не подразумевал постоянных утечек информации. Как совершать диверсии и внедряться в стан врага, если о его действиях будет известно заранее? Придется, решил Гаттак, играть сразу на два фронта. Дело, конечно, кропотливое, но того стоило. Корру в свои планы он посвящать не будет, а, возможно, даже воспользуется ею и начнет снабжать дезинформацией. Там на месте будет видно.

— Перед кем отчитываться и каким образом? — уточнил Гаттак.

— Этого он не сказал.

Скорее всего, для этих целей клирики будут использовать своих связных, догадался парень. Ладно, с ними тоже разберемся.

— Что нам еще понадобится для выполнения задания? — спросила Корра, когда они входили на территорию НИИ.

— Мы направимся на север Родины, — спокойно ответил Гаттак. — Внедрение будем проводить, разрабатывая сразу два объекта. У меня уже есть план, но для его реализации мне придется стать учителем, а тебе…

Он задумался. Корру в своих планах он не учитывал — ему ее навязали. И этому балласту придется придумать правдоподобное прикрытие.

— А что ты вообще умеешь?

— Прости? — не поняла Корра.

— Кроме нашей работы. Чем ты увлекаешься? Что у тебя получается лучше всего?

Девушка смущенно опустила глаза и ответила:

— Я неплохо играю на сторе. Этот навык был мне предписан сразу после внедрения.

Гаттак задумался. Стореистка? Музыкант, которого после школы направили в разведку? Что за бред? И как ему приложить это ее умение на практике?

Проблема заключалась не столько в ее навыке, сколько в локации, где им предстояло работать. Внедряйся они в подполье в каком-нибудь крупном городе, этот навык вполне можно было бы применить на практике — учитель музыки, к примеру, или работник какого-нибудь дома культуры. Но им предстояла работа в поселке Северном. Мало того, что этот населенный пункт был на отшибе Родины, он был еще и совсем крохотным — всего пятнадцать тысяч населения, большая часть из которых — низшие. Это был маленький шахтерский городок, основу которого составляли суровые горняки, безвылазно торчавшие в штольнях, и их семьи. В таких поселках востребованными были иные профессии: учителя, врачи, повара, геологи, охотники, атомщики. Гаттаку было трудно поверить, что молодая стореистка будет востребована грубым, неотесанным народом севера.

— Плохо, — только и сказал он, входя к себе в комнату. — Ладно, разберемся. Собирай вещи, я схожу к Форру и выправлю нам необходимые документы. Отбываем завтра утром.

Опасения Гаттака насчет своей собственной легенды оказались беспочвенными. Для того чтобы лучше углубиться в суть дела, он выпросил у Форра одного из действующих учителей Борограда — в столице тоже были школы для низших. Форр буквально за один вечер подсуетился и такого учителя нашел.

— С вами поедет учитель истории, — сказал Форр на вечернем брифинге. — Как раз по твоему будущему профилю, Гаттак. Он довольно легко согласился на маленькую командировку в северные земли.

«Можно подумать, у него был выбор», — подумал парень, но вслух ничего не сказал.

Последний инструктаж закончился далеко за полночь. Информации было так много, что все полученные сведения просто не умещались в голове. Оба разведчика провалились в сон мгновенно, стоило им только лечь в свои кровати, а через пять часов тревожного сна их уже разбудили. Пора.

На вокзал ребят доставили на служебной машине. Среди багажа Корра заметила увесистый кофр, но вопросов задавать не стала. Они быстро прошли досмотр и регистрацию — столичный вокзал в это время был полупустым. Уже в вагоне, прежде чем принять в своем купе гостя, Гаттак протянул Корре документы.

— Ты Корра Ваэль, моя супруга. Высшая. Преподаватель музыки из Борограда. Направлена по распределению клириктората просвещения вместе с мужем в поселок Северный. Там, на месте, тебе будет проще, чем мне — учителей музыки в тех местах отродясь не бывало.

Гаттак протянул девушке кофр, она открыла его и увидела изумительный, ручной работы стор. Девушка ласково погладила инструмент, нежно пробежалась пальцами по струнам и, кивнув Гаттаку, закрыла кофр.

— А ты кем будешь?

— Я Гаттак Ваэль, учитель истории Родины.

— Старика ты «выписал», чтобы подтянуть нас в педагогике?

Гаттак кивнул.

— Мы никогда не посещали школ для детей низших. Лично я понятия не имею, как там все организовано. Сильно сомневаюсь, что школы, которые посещали мы с тобой, хоть отдаленно похожи на то место, где нам предстоит работать. За время следования историк познакомит нас с преподавательским ремеслом.

— Ты же понимаешь, что мы ничему не научимся за сутки. Преподавать — не мешки ворочать.

— Нам и не надо, — спокойно ответил Гаттак, — мы должны лишь изображать учителей какое-то время. Когда обман вскроется, наши преподавательские качества не будут иметь уже никакого значения.

В этот момент в купе деликатно постучали. Гаттак отпер дверь и увидел в проходе своего наставника на ближайшие сутки. Невысокий сухой старичок с аккуратной бородкой и зачесанными назад жидкими седыми волосами вежливо поклонился и заговорил:

— Прошу прощения, господа, мне приказано сопровождать некую семью Ваэлей к месту прохождения их службы. Я по адресу?

Гаттак закатил глаза: чертов Форр. Не мог представить нас зелеными учителями, что ли? Обязательно было выдавать нас с потрохами первому встречному? Разведчик выглянул в коридор и огляделся — поблизости никого не было. Старому дураку повезло, был шанс, что его никто не услышал. Быть может, убивать его теперь и не придется.

— Что вам о нас рассказали? — спросил Гаттак, как только запер дверь купе за учителем.

— Простите? — не понял старик.

— Вы сказали, что сопровождаете нас к месту службы. Что вы имели в виду?

— Работу учителя, конечно, — старик развел руками в недоумении. — Мы же все служим одному делу. Я служу учителем уже тридцать лет, и мой долг — наставлять юных выпускников педагогического университета.

У Гаттака отлегло от сердца. Старик был из высших старой формации — тех, кому в голову намертво