— Учитель Закий стоит впереди.

Мы и вовсе остановились, повинуясь приказу Иртака.

Тут же раздался довольный голос учителя:

— А ты хорош, Иртак. Даже не ожидал. Как меня заметил?

— Птицы, учитель, два дня назад Лиал рассказал нам, как по птицам подмечать засаду.

Я сдержал смешок. Ну да, было дело. Только для меня это уже давно не нужно, у меня есть тени. Которые, кстати, не решились вывести господина из его раздумий, хотели, наверное, чтобы огонь от учителя рухнул мне на голову неожиданно. Заботятся, чтобы я больше тренировался. Или хотят, чтобы я снова начал птиц высматривать и не ленился?

Я ожёг Ариоса взглядом, от которого тот попятился. Спросил его — кто рядом?

Тот тут же мотнул головой в ответ на мой жест:

— Никого, господин, Закий один.

Необычно. И что он придумал на этот раз? Иногда мне казалось, что и без помощи Глебола фантазия Закия неисчерпаема.

Он уже был рядом, неспешно прошёлся вдоль нашего строя, привычного кольца адептов, которые берегли простых воинов. Остановился недалеко, буквально в десяти шагах от меня и вдруг задал неожиданный вопрос:

— Всё же уже поняли, что один из вас очень выделяется? Буквально во всём не такой, как вы? Да, не нужно коситься, я говорю о нашем наглом Лиале, можете глядеть на него прямо, — кое-кто так и поступил, когда Закий резанул. — Не слышу ответа!

— Да, учитель, — Иртак, как сегодняшний командир, взял на себя ответ. — Трудно было не заметить. Да он и сам рассказывал.

— Ах, рассказывал? Удивительно, — расплылся в неприятной ухмылке Закий. — Ну что же, тем проще будет, — учитель вдруг рявкнул. — Он предатель, взять его! Взять! Убить!

— Э-э-э⁈

Воин, которого я до этого прикрывал телом и щитом-тумом, пришёл в себя быстрей всех. Ему-то что? Дело привычное. Получил приказ, выполняй.

Вот он и дёрнул с пояса меч, да ткнул им меня в бок.

Ну, попытался. В каком бы изумлении я не находился, но на то, чтобы развернуться, принять меч на «тум», и пнуть воина в живот, мне голова не понадобилась, хватило лишь навыков тела.

Спустя удар сердца на меня рванули сразу двое воинов, а слева кто-то рявкнул:

— Агдже!

— Бейте его! Бейте!

Под сгусток пламени я толкнул левого воина, прикрываясь его телом и бронёй, правому просто и без затей засветил в рожу овалом защитной техники. Ирал уже был рядом, уже вбил себе в грудь руку, заставляя меня в изумлении распахнуть глаза — что он творит, Ребел его побери? — когда меня едва не оглушил вопль, который слышал только я:

— Не смей! Не смей, Ирал!

Я и сам сообразил, прянул в сторону от него, подальше от его медвежьей услуги, но неудачно, попал сразу под два удара, «агдже» и огненной плетью.

Ответил воздушной плетью с левой руки, и тут все пришли в себя, навалились на меня со всех сторон.

«Тум» был слишком мал, чтобы прикрыть меня от всего, ожгло и вторую ногу, заставляя меня сменить техники.

— Херристра сортам.

Голубое облако окутало меня на миг, добавляя моей коже прочности, делая меня неуязвимым перед огнём слабых «агдже» и простой сталью.

Меч воина я даже отбивать не стал, позволил рубануть меня по плечу и насладился его изумлённым взглядом. Ну, как насладился? Глядел глаза в глаза, пока складывал новую печать:

— Исит ватум.

Это влево, отсекая десяток парней и давая себе несколько мгновений свободы с их стороны.

— Исит питар раум.

Не сорвалось, хотя это было и сложно. Летящие справа огненные шары приняла на себя вознёсшаяся выше моего роста каменная стена. Бухнул я в неё жара души не жалея.

Остались только те, что были рядом и те, кого я прикрывал собой с утра. Четверо парней и пятёрка воинов.

— Рафага. Агдже. Херристра питар.

Воздушная плеть перетянула одного, второго, третьего стражника. Я целил ниже доспеха, они всегда ленились и снимали на наши тренировки защитную юбку. Кто им теперь дурак? Жар души, ставший сжатым воздухом, вспарывал мясо, разбрызгивая вокруг кровь.

Не идары, совсем не идары. Младшие воины, у которых нет даже первого дара Хранителей, что уж тут говорить про второй.

Огненная плеть от Питака ожгла плечо, подсказывая, что защита тела уже на последнем издыхании — слишком много она успела принять в себя за эти мгновения безумной свалки.

— Исит ватум!

Попрыгай пока Питак, попрыгай.

— Херристра сортам.

Успел, в меня из-за полосы острого камня, которыми я отделил от себя часть отряда и который вот так, с ходу и не перепрыгнешь, прилетел поток шипов, высекая из моей голубоватой защиты тела искры.

Придурки. Я ответил им тем же:

— Исит ватум зиарот!

И так, удерживая печати, и повёл руками, поливая каменными шипами всех без разбора. Тут главное не задерживать на одном месте и вести и не высоко, и не низко, чтобы не попасть в голову, и не лишить никого мужского хозяйства.

Не знаю, что всё это значит, но знаю точно, что я не предатель. Лжец? Да. Проклятое отродье? Да. Тёмный ублюдок? Ну, возможно. Оскуридо? Снова да. Но никак не предатель. Чтобы Закий под этим ни имел в виду, всё это неправда. Посижу немного в тюрьме, пока новую клятву на алтаре не проверят, мне не привыкать.

Главное, сейчас, пока длится это недоразумение, никого не убить и не покалечить, и не дать убить и покалечить себя.

Домар ловко прикрылся от шипов «тумом», перепрыгнул начавшие осыпаться каменные копья, отыскав безопасный пятачок, и вскинул руку, занося плеть.

Шагнуть вперёд, и встретить его в воздухе пинком, отшвыривая назад, на острые каменные осколки, с хрустом принявшие на себя его тело. Не думаю, что он встанет в ближайшее время.

Набежавшего слева солдата я закрутил вокруг себя и отправил вслед за Домаром, под ноги ещё двоим. Удачно, они полегли, словно он их подрубил. Но, вообще, это всё уже кажется каким-то лишним.

Я поднял руки, замер под бьющими по мне сгустками огня, перестав от них уворачиваться.

— Херристра аут.

Меня накрыл купол защиты. Снова небольшой, но мне сейчас и не нужен большой.

Питак с трудом приподнялся с земли, заорал, срывая голос:

— Учитель! Бейте, бейте его чем-нибудь сильным! Бейте!

После этого вопля тем разительней прозвучал спокойный голос учителя:

— Зачем?

Питак от изумления превратился в статую — замер на месте, в неудобной позе, раскрыв рот. Увидь его кто из простых людей, далёких от наших дел, решил бы, что адепты на бедолаге испытали какое-то окаменение.

А вот он переборол эту жуткую технику, шевельнулся, распрямился и с оторопью переспросил:

— Что значит зачем? Предатель же. Вот, — голос Питака стих, он уже едва слышно пробормотал. — Он же. Вы же сами