Она полагала, что Фредерик рассмеется, но он продолжал угрюмо смотреть перед собой. Он лишь сильнее нахмурился, глаза сверкнули, словно готовы были метнуть молнии.

– Моя мама делала для отца все, – сказал наконец он.

– Так бывает в традиционных семьях.

Слова показались ей неуместными.

– При чем здесь традиции? Мой отец ничего не мог сделать сам, мама постоянно должна была находиться рядом. В результате у нее не было собственной жизни. Весь ее мир крутился вокруг отца.

– Вам не нужно мне ничего объяснять. – Впрочем, Пайпер очень надеялась, что он продолжит, ведь ей было интересно узнать о нем как можно больше. Судя по выражению его лица, тема для него очень болезненна.

– Это имеет какое-то отношение к вашему выбору в жизни? Вы говорили, что благодаря маме заинтересовались искусством.

– Она хотела и добилась того, чтобы я заинтересовался. Я гулял с няней, приходил домой и рассказывал обо всем, что видел. – Он опустил глаза. – Если бы мама могла, она бы сама со мной гуляла.

Пайпер отлично понимала, что значит не иметь выбора.

– А почему ваш отец… – Она хотела сказать «был таким эгоистом», но промолчала.

– Он был слепой.

От неожиданности Пайпер часто заморгала.

– Как?

Это многое объясняло.

– Пигментный ретинит – наследственное заболевание.

Получается, Фредерик, как полный наследник отца, ищет способы, которые помогут именно ему справиться с болезнью? Он поэтому отвергает любую помощь?

– Мне так… – хотела извиниться Пайпер, но опять запнулась. Фредерику будет неприятно слышать, что ей жаль, и она просит прощения. Лучше промолчать.

– Давайте поговорим о чем-то другом, – предложил Фредерик. – Не хочу портить чудесный вечер грустными воспоминаниями. Скажите, вам понравилось вино?

Пайпер объясняла, что никогда не могла понять разницу между Оак Совиньон блан и сухим Совиньон блан.

– Да, я разбираюсь в кулинарии, но вино – совершенно другая история, – закончила она.

Уже второй раз за неделю Фредерика поражала деликатность этой девушки. Она понимала, что тема слишком для него болезненна, и не стала настаивать на продолжении разговора. Возможно, причина была в другом, но он был благодарен ей за то, что она не стала расспрашивать его о слепоте отца.

Фредерик и сам не понимал, почему вдруг коснулся этой темы, ведь ему она была неприятна. Он ни с кем не говорил о своем детстве. Ведь если поделиться с человеком самым личным, он может решить, что ты расположен к нему больше, чем к остальным, и будет надеяться, что отношения могут иметь продолжение. Ему очень не хотелось попусту обнадеживать такую прекрасную девушку, как Пайпер.

Внезапно он вспомнил о том, что она поделилась с ним всеми своими сокровенными тайнами, и у него возникло чувство, что он должен быть с ней более откровенным. Как говорится, тайна за тайну. Он расскажет ей о себе.

В голове закружились воспоминания детства. Голос отца, грустный и едва различимый, потом его грохочущий, требовательный крик: Ты мне нужна! Я не могу сейчас справиться сам! «Сейчас» случалось постоянно. Генетическая память о том, что на помощь всегда придут слуги, оказывала свое действие. Отец ничего не мог сделать сам. В результате его требовательность перешла все разумные границы.

Похоже, еда в заведении была на славу.

– Видите, я не зря вам доверился, – сказал Фредерик, подцепляя на вилку очередной кусок. – Вы не могли ошибиться. Цесарка прекрасна.

– Да, неплоха, – кивнула Пайпер. – Но я бы положила меньше тимьяна.

– Получилась бы совсем бестимьянная цесарка.

Взрыв смеха напомнил ему, как он соскучился по перезвону этих колокольчиков. Фредерика тревожило, что ее общество ему так приятно. Она веселая и умная, а поцелуи вызывают ощущения, забытые с подросткового возраста.

Давление в груди заставило его сжать руку в кулак. Девяносто девять дней из ста он проживал, не жалуясь на неизбежное будущее. Теперь же все чаще ему становилось грустно от мысли, как он будет скучать по этому миру. А ведь может стать таким же законченным эгоистом, как отец…

«Парис, ты мне нужна», – постоянно твердил он, словно мантру.

Нет, Фредерик был уверен, что не станет таким. Ни за что не станет.

Впрочем, сейчас он желал одного – женщину, сидящую напротив.

Пайпер тихо откашлялась. Фредерик скользил по ней взглядом, будто внимательно изучал.

– Жаль, что здесь такое плохое освещение. Мне бы хотелось лучше вас видеть.

Щеки ее стали такого же цвета, как розы в саду, мимо которых они сегодня проходили. Интересно, а остальные части ее тела тоже покраснели?

Он потянулся через стол и сжал ее руку, отметив, что она слегка дрожит.

– Вы еще не отказались от мысли о пудинге? – тихо спросил он, поглаживая пальцем ее ладонь.

– Я не видела его в меню.

– Какая жалость. Мне неприятно, что вы остались без десерта.

– Не страшно. Думаю, мне понравится что-то другое, – произнесла Пайпер и добавила, наклонившись почти к самому лицу Фредерика. – Из меню.

Маленькая шалунья. Значит, она решила с ним поиграть.

– Учтите, – произнес ей в тон Фредерик. – Когда мы здесь закончим, я буду целовать вас, пока вы не лишитесь чувств. А потом опять буду целовать.

Он нечетко видел ее лицо, скрытое от него полумраком, но хорошо слышал, как участилось ее дыхание.

– Стоит подумать об этом, – прошептала Пайпер, – и есть торт уже не хочется.

– Отлично. – Не потрудившись попросить счет, Фредерик открыл бумажник и бросил на стол пачку купюр, которой хватило бы на оплату десяти подобных обедов. – Пойдемте.

Удивительно, но за дорогу обратно Фредерик не сделал попытку обнять и поцеловать Пайпер. Он решил, что самое главное сейчас без проблем добраться до гостиницы. Стоит отвлечься на поцелуи, и он потеряет ориентацию, а тогда беды не миновать.

Кроме того, он испытывал мазохистское удовольствие, отодвигая во времени исполнение заветного желания. Он позволил себе лишь ненадолго взять ее за руку, а поднимаясь по лестнице в номер, пропустил вперед, чтобы полной грудью вдохнуть чудесный аромат ванили.

Оказавшись на верхней площадке лестницы, Фредерик решил, что может больше не сдерживаться, и обнял Пайпер за талию. Она дрожала, и он обрадовался, что не у него единственного такая реакция.

– Я тебе кое-что обещал.

Взяв ее лицо в ладони, он жадно впился глазами в ее губы.

Вчера он лишь попробовал на вкус это блюдо, сегодня же собирается насладиться им в полной мере. Фредерик поцеловал уголок ее губ, потом другой. Дыхание ее участилось, и это придавало смелости. Прежде чем поцеловать ее, он прошептал, почти касаясь ее рта губами: