Был в ее жизни момент, который она старается не вспоминать. Мэри ушла от Максима. Ушла сама – по причине дикой гордости и неспособности прощать. Он ударил ее – и ушла. Ушла, чтобы не вернуться, чтобы выйти замуж за человека, с которым живет теперь. Этот ее Костя – просто бред сумасшедшего. Богатый, довольно привлекательный – но настолько страшный внутренне, что я, например, боюсь даже думать. А Мэри живет с ним. Отвлеклась я… Так вот, с того самого момента, как рассталась с Максимом, Мэри начала звать меня Лелькой. Уж не знаю, какие ассоциации это рождает в ее голове, но я привыкла, и теперь мне очень странно, когда с ее губ срывается мое настоящее имя.

До моего дома едем молча. Мэри курит, приоткрыв окошко, думает о чем-то. Мне очень хочется расспросить ее о жизни, о том, как там сейчас в Испании, которую я просто обожаю, но она молчит так многозначительно, что я не решаюсь. Она живет там вот уже несколько лет, муж купил дом на севере, потому что Мэри не выносит жару, а в Бильбао обычно довольно прохладно. Я была у нее только однажды – когда ее Костя уехал в Америку почти на два месяца. Восхитительное было время…

Мэри совершенно не привязана к определенной территории, на мой взгляд. Она может быть своей везде – какая-то странная особенность. Еще раньше я это заметила, когда только-только познакомилась с ней. В Москве она, коренная сибирячка, совершенно не выглядела провинциалкой, не комплексовала по поводу своего говора. Возможно, потому, что за свою жизнь Мэри где только не побывала – танцы, знаете ли, такой вид спорта, заставляет много ездить. Хотя я лично думаю, что Мэри просто изнутри такая – ей все равно, где она живет.

– Пропал, значит… – вдруг хрипло говорит она, и я вздрагиваю от неожиданности, от незнакомого голоса, в котором слышу старательно спрятанные даже от меня слезы. – Ну, собственно, что-то в этом роде он мне и сказал…

«Сказал»?! Я не ослышалась?.. Ну, черт возьми, я ведь и так была практически уверена в том, что они встречаются – не зря же он столько рассказывал мне о ней, говорил такие слова, что даже завидно становилось. Однако следующая фраза заставила меня отказаться от этой мысли:

– Трепло чертово… такой бред писал – ужас.

– Писал? Мэри, ты о чем? – робко интересуюсь я, и Мэри фыркает:

– Все о том же!

Ясно – разговор окончен. Я ненавижу эту ее манеру говорить загадками и отвечать вопросами. Что за странный человек…

Дома она сразу идет в ванную, долго плещется, я изнываю от нетерпения – мне хочется говорить с ней, смотреть на нее – я так ждала, так соскучилась. Не выдержав, я открываю дверь и – о, кошмар! – вижу, как Мэри, стоя перед зеркалом в одних тонких стрингах, прямо с длинного ногтя втягивает носом порошок. Сука, коксом балуется!

Я развернула ее к себе и с такой силой ударила по лицу, что даже ойкнула, испугавшись. Мэри же только мотнула головой, слизнула кровь с лопнувшей – или прикушенной, не знаю уж – губы, бросила:

– Ну, за дело в принципе, – и вышла, прихватив с крючка мой длинный банный халат, которым ее можно было обернуть раза три.

Я опустилась на край ванны и зарыдала. Только не ты, детка, только не ты, пожалуйста! Я не вынесу, если потеряю тебя… Наревевшись всласть, я умылась и побрела в кухню. Разумеется, Мэри на своем любимом месте – в углу между окном и стеной, сидела на стуле, поджав под себя ноги, задумчиво курила и иногда делала глоток чаю из большой чашки, стоявшей перед ней. Как кошка – выбрала себе место и свято его придерживается, а у меня после ее отъезда остается ощущение, что я войду в кухню – а она так и сидит там, в теплом углу, затягиваясь неизменной сигаретой.

– Мэри… прости меня.

– Дуреха ты. За что?

– Я не имела права бить тебя…

– Глупости, Марго. Только ты и имеешь на это право. Больше никто – хотя желающих хватает.

– А… ты давно?.. – Я присела на краешек стула напротив Мэри.

Она усмехнулась:

– Недавно.

– А бросить можешь?

– Не вопрос.

– Тогда брось, а?

– Как скажешь, Марго.

Этого мне было достаточно – я слишком хорошо знаю Мэри, чтобы не верить. Если она сказала – то сделает, даже если при этом ей будет трудно, больно, страшно – что угодно. Если обещала мне – сделает.

– Мэри… а можно я тебе стихи почитаю?

Она чуть удивленно вздернула бровь, хотя прекрасно знала, что я иногда продолжаю баловаться стихами.

– Ну-ка…

– Ты только не смейся. Ладно?

– Ты меня убиваешь, Марго. Я когда-нибудь смеялась? Ты вообще часто видишь меня смеющейся, да?

– Прости… это я от смущения…

Я бегу в комнату, хватаю из-под подушки тетрадку, судорожно отыскиваю нужное место и возвращаюсь. Мэри берет новую сигарету, щелкает зажигалкой – новая какая-то, я раньше не видела – дорогая, черная, с позолотой и какой-то буквой на корпусе. Стараясь не смотреть Мэри в глаза, я начинаю:

Каждый день вижу сон поутру —

Не сгибаясь, касаясь ветвей,

Чуть качаясь на сильном ветру,

Ты идешь по аллее моей.

Ты проходишь сквозь тисовый строй,

Поднимаешься вверх налегке,

Но обходишь меня стороной,

Шелк подола сжимая в руке.

Ты не слышишь – как пахнут цветы,

Избегаешь влюбленного взгляда.

Ты так близко – и словно не ты,

Словно есть между нами преграда.

Ты обходишь тропинками ров,

Сквозь туман голубой и густой

Ты идешь через парк моих снов —

И я вечно иду за тобой[1].

Я выпалила это совершенно без эмоций, без пауз – одним сплошным текстом, но выражение лица Мэри сказало, что и не нужно никакого актерского мастерства – она и так все поняла. Ее рыжая голова опустилась на сложенные на столе руки, челка прикрыла обручальное кольцо и перстень с квадратным черным бриллиантом – подарком мужа на тридцатилетие.

– Мэри, ну что ты? Расстроилась? – Я опустилась на корточки перед ней, втиснувшись в относительно небольшое пространство между столом и стеной, и попыталась заглянуть в лицо.

– Нет, – глухо проговорила она. – Просто… ты знаешь, мне вдруг стало так трудно, Марго… ты знаешь, зачем я приехала?

– Нет. Ты ведь никогда не говоришь.

Она вздохнула, подняла голову и вдруг улыбнулась, став на мгновение снова моей Мэри.

– Я приехала на свидание, Марго.

«Алекс!!! – пронеслось в моей голове. – Черт, неужели… о-о-о!»

Мэри, продолжая улыбаться какой-то мягкой, нежной и совсем несвойственной ей улыбкой, произнесла:

– Ты представляешь, Марго, я влюбилась. Влюбилась в голос по телефону, в слова в аське… дура я, да?