Что сказать вам об этой дивной дружбе? Вас, наверное, заботит вопрос, были ли они любовниками, и если да — как быстро ими стали. И некоторые, как я вижу, готовы заклеймить их обоих за такую связь, простительную юнцам, но предосудительную в людях зрелых… Но так ли это важно? Разве мужчине такого положения больше негде было утолить свою плотскую жажду? Не было у нашего героя недостатка в наложницах или обожателях. Нет, его грыз голод иного рода.

Представьте себе комнату в роскошном дворце, где после всех забот и дел мальчик и мужчина… а вернее, два мальчика, постарше и помладше, болтают о какой-то ерунде, читают книги о путешествиях или даже устраивают на мраморном полу сражения игрушечных легионов по собственным правилам. И тут вы снова скажете: «не подобает». Да так и говорили многие, не вслух, разумеется, а тихонечко, про себя. Но кто вправе осуждать чужие мечты, особенно когда они становятся явью?

Мужчина встретил в этом мальчике свое собственное детство. У него не было своих детей, по крайней мере, официально признанных, хотя ради высшего блага он усыновил двух достойных мужей[49], один из которых со временем унаследует его… кхм, подвластные ему ныне земли. Но он хотел не сына — он хотел детства, и он нашел его в Алкиное. Почему именно этот златокудрый мальчишка был выбран им из тысяч подобных? Кто-то скажет — случай, а кто-то — предназначение.

Но как бы то ни было, Андрон мог рассказать мальчишке обо всем: о нашествии варваров на дальней границе, или об интригах придворных в собственном дворце, о том, что сегодня разболелась отчего-то голова, или о том, что жрецы пугают дурными предзнаменованиями — и получить от него злую шутку или милую улыбку, а то и просто приглашение поиграть. И можно было забыть обо всем, и уже неясно было, кто из них на самом деле старше!

Что получал, чего ждал от него ребенок — этого мы, пожалуй, не узнаем, да и кто о таком спрашивает детей? Но что мы знаем точно — он не желал для себя власти, не пытался использовать своего друга, чтобы осыпать золотом свою семью или товарищей по играм. Я думаю, что ему просто был нужен любящий взрослый, кто-то вроде отца и друга одновременно. А почему — это от нас скрыто, история Алкиноя до его встречи с нашим героем неизвестна, а кто о ней знает — крепко молчит.

Так шли годы. Алкиной сопровождал Андрона повсюду, вокруг них возникало множество историй, лишь отчасти правдивых, — но это ведь была их собственная сказка. Например, рассказывают, что в египетской пустыне мужчина спас мальчика от льва, и потом из трупа страшного зверя вырос прекрасный лотос. Была ли то правда? Подумайте сами: кто бы позволил столь знатному и влиятельному человеку, как наш Андрон, разгуливать по пустыне без охраны? Растут ли там лотосы? А даже если бы это было и так, каким образом он смог бы убить льва голыми руками?

Может быть, они лишь играли в львиную охоту, а убитый зверь был на самом деле игрушкой. Но для них двоих эта игра была важнее всех государственных дел, которые вершил Адри… Андрон. И лотос их нежной привязанности рос из этих игр, украшая их повседневность. А может быть, мужчина спасал мальчика от того льва, который просыпался внутри самого ребенка. Андрон… он не старел, разве возраст за порогом пятидесяти лет можно назвать старостью мужчины? А вот мальчик перерастал свое детство. Мужчина видел: в нежном и веселом его Алкиное просыпается лев, который показывает клычочки и коготочки, скребется потихоньку и рвется наружу, и однажды разорвет его изнутри. И пока мужчина мог, он спасал ребенка. Своего внутреннего ребенка, которого он назвал Алкиноем, которого он неожиданно встретил в вифинском златокудром мальчишке.

Лев все же вырвался наружу. Они плыли вверх по Нилу в очередном путешествии — чем острее царапали коготки, тем сильнее влекло их к новым впечатлениям, словно величавость пирамид или поющие статуи таинственных храмов можно было бросить этому львенку, как лакомую приманку, чтобы отстал. Чтобы, ночуя каждый раз в ином месте, не думать о том, как постыла обычная жизнь…

Стояла ранняя осень, когда дни еще звенят от жары, но ночи дают толику прохлады. Андрон вышел на палубу своего плавучего дворца полюбоваться звездами, вдохнуть свежего речного воздуха — а на самом деле, найти своего Алкиноя, который отлучился еще на самом закате. И он обнаружил его где-то в дальнем углу — он зажал там девчонку-рабыню, мял ее и тискал, как это водится у юношей, еще не переставших быть мальчишками, а она повизгивала, довольная.

Властелин половины обитаемого круга земель, самый могущественный человек на свете стоял, беспомощный, безоружный перед природой, которая брала свое в лице двух полудетей, познававших первые радости даже не земной любви, а страстной мечты о ней. И не знал, что ему сказать — просто развернулся и пошел в каюту, похлопав Анти… Алкиноя по плечу. И тот, как укрощенный лев, выпустил свою ничтожную добычу и поплелся за повелителем, — но уже не за другом.

Мы не знаем, что было между ними в корабельных покоях. Но среди ночи мужчина снова вышел на палубу, долго всматривался в густо-звездное небо, дождался падения хвостатой звезды, совершил возлияние богам, сам испил добрую чашу неразбавленного вина — и отправился почивать. Он, кажется, совсем не заметил всплеска, довольно громкого в ночной тишине — да мало ли живности в Ниле, чтобы беспокоить по ночам путешественников суетливой плескотней?

Он закричал сразу, как раскрыл дверь каюты. Алкиноя не было внутри, было раскрыто окно — достаточно широкое, чтобы в него протиснулся долговязый подросток. Опустим покров милосердия над нашим героем, не будем показывать его слез, пересказывать его сбивчивых приказаний и горячечных молитв. Тот день, и следующий, и еще много, много дней будет он ждать, не принесут ли ему тело юноши, не отдаст ли Нил пусть даже малейший намек, тончайший след — только что могло остаться от мальчишки, бросившегося глухой безлунной ночью в крокодилью реку голышом? Всё было кончено.

Остальное вы знаете. Наш повелитель не смог смириться с потерей земной своей любви и назначил ее — при помощи услужливых жрецов — небесной. Они признали Антиноя богом, — ибо вы поняли, конечно, что речь идет о нем, — а повелитель построил в его честь город, учредил игры, заказал статуи — и теперь весь земной круг почитает новое божество, небесную любовь, которая никогда, никогда не поиграет с ним в солдатики, не ужаснется коварству пиратов из прочитанной книги, не прижмется доверчиво и просто: «тебе сейчас грустно, а мне скучно — нарисуй барашка!» И взрослому остается быть взрослым. И никакой другой мальчик не заменит ушедшего, не отменит закона судьбы, не позволит заиграться в детство.

Впрочем, говорили об Антиное, что он и впрямь вознесся, обожествленный, на небеса, а что до плеска — это упали в воду его сандалии — да только какие сандалии у того, кто вечно ходил босиком? Будем считать, то резвились нильские гиппопотамы. Впрочем, есть и такие, кто говорит: белокожий и светловолосый юноша — много ли таких в Египте? — обнаружился впоследствии где-то возле Фив, это мог быть Антиной. Но я скорее бы полагал, что это раб, привезенный с севера — ведь и в наших краях встретишь чернокожих рабов. Нет, чтобы он переплыл ночью Нил и выбрался на сушу — это решительно невозможно.