– Вот и хорошо.

– Я едва вас знаю.

– Как и я вас. – Чем больше времени он проводил с ней, тем большее замешательство она в нем вызывала. Да, она часто поступала по-своему и рисковала навлечь на себя его гнев тем, что передала его слова королеве, однако лицом к лицу она была олицетворением кроткого подобострастия. – Однако монсеньор Испании соединил нас, поэтому, похоже, нам нужно… поговорить. – Накануне они обменялись несколькими словами, впервые ведя не просто светскую беседу, но даже вчера они говорили о Кастилии, а больше почти ни о чем.

– Как вам будет угодно. – И не более того.

– О чем мы будем говорить?

Она вскинула на него озадаченный взгляд.

– Вы сказали, что нам нужно поговорить. Я решила, что вам есть что сказать!

Какая женщина, услышав приглашение к разговору, будет молчать? Интересно, что делает Ланкастер, чтобы заставить улыбнуться леди Кэтрин? Но, может быть… Хватит ли у него смелости для того, чтобы говорить сегодня?

– Вы спрашивали о моей семье. – Ну вот, он дал ей еще одну возможность спросить.

Валери ответила ему удивленным взглядом.

– Вы дали понять, что не желаете обсуждать эту тему.

Он расслышал в ее словах намек на подозрение.

– Кроме того, – продолжала она, – монсеньор Испании решил, что мы с вами достойны друг друга. А больше мне ничего не нужно знать.

Облегчение. Передышка. Когда-нибудь ему придется рассказать все, но не сегодня. Он расскажет, когда она не будет так его бояться.

– Лучше, если, став вашей женой, я буду знать, что вам нравится. Прошу вас, сразу давайте мне понять, как сегодня, если я делаю что-то, что вам не по нраву.

– Что мне нравится? – Гил не знал, как ответить на ее вопрос. – Мне нравится, когда мы одерживаем победы, когда милорд хвалит мою отвагу. И я буду рад, когда мы доберемся до Кастилии. – Он думал, что она обрадуется, услышав эти слова, однако этого не произошло. – Но и мне тоже необходимо узнать, что нравится вам.

Она еле заметно подняла подбородок. Как если бы она была ребенком, которого заставляют исполнять его желания.

– Что же вы хотели бы узнать?

– Мне показалось, вы не горите желанием выйти замуж. Может быть… вам что-то во мне не нравится?

Она тут же покачала головой.

– Насколько я помню, и вы не горели желанием жениться. – Она улыбнулась, словно поддразнивая его. – Не возражали ли вы именно против меня?

– Нет! Конечно нет. Когда-нибудь я собирался жениться, только… не сейчас.

– Видите ли, я уже была замужем. И мне казалось, что повторный брак… не обязателен.

Среди его знакомых было мало женщин, и он никогда не думал о том, как они – жены или вдовы – проводят свои дни. Сильно ли изменится ее жизнь, если она не выйдет замуж?

– Если бы вам позволили остаться вдовой, чем бы вы занимались?

– Я бы вернулась к себе домой. Ухаживала за растениями, собирала урожай, заботилась о скотине.

Скучная работа. Он военный, и ему такая жизнь не по душе.

– Чем вы занимаетесь после того, как переделаете все дела? Играете ли вы в шахматы? – Может быть, ей что-то нравится, но она боится, что он этого не одобрит. – Может быть, ездите на охоту?

Она подняла на него озадаченный взгляд.

– Какое это имеет значение? Мы с вами будем проводить время вместе в постели, а не за шахматным столом.

Что за жизнь была у нее со Скаргиллом? Он приходил домой, укладывал ее в постель, а потом уходил, не сказав ни слова?

Или все было еще хуже?

Он попытался вспомнить, что ему было известно о Скаргилле. Он несколько раз слышал, как тот в гневе повышал голос и поднимал руку. Но на женщину?

Такого Гил не мог себе представить. И все же, если Скаргилл был бесчувственной скотиной, становится понятна ее кротость наедине с ним. Он отбросил последнюю мысль, включив ее в список тем, которые он не хотел обсуждать.

– Мы, разумеется, будем… проводить вместе время и вне супружеской постели. – Раз уж она заговорила об этом… мысль о том, что они вместе лягут в постель, вытеснила из его головы всю логику; его обдало жаром, а тело с готовностью откликнулось на слова. Он с трудом овладел собой.

– Итак, повторяю, что вы любите делать? – Он отчаянно надеялся, что она любит что-то, в чем он хотя бы отдаленно разбирается.

На ее лице застыло недоуменное выражение, как будто прежде никто не задавал ей такого вопроса. Потом она задумалась – видимо, восприняла его вопрос всерьез.

– Я люблю все выращивать, – сказала она наконец.

– Выращивать? – Она уже говорила об урожае, что же она имеет в виду сейчас? – Например, лекарственные травы?

Она покраснела.

– Цветы… – улыбнулась мягко, непроизвольно. – Я люблю выращивать цветы.

– Цветы. – Это слово лежало перед ним, как оружие, с которым он не умел обращаться. Да, она ведь спрашивала, что растет в Кастилии. А он не нашелся с ответом. Как и сейчас… Он прочистил горло.

– А почему вы любите цветы?

Каким дураком он казался сам себе! Но после его бесхитростного вопроса мечтательная улыбка у нее на лице превратилась в радостную.

– Потому что… как мне кажется, Господь создал их для того, чтобы они нас радовали. В моем саду растут розы разных оттенков красного и белого. А их аромат… – Она вздохнула, как будто нюхала розу. – Самые ранние скоро расцветут…

Потом она все вспомнила, и ее радость померкла.

– Но я понимаю, что это невозможно.

– Мне очень жаль, – ответил он, досадуя, что вчера вечером был так суров с ней, когда она просила отпустить ее домой. – Это невозможно. – Похоже, сад для нее так же драгоценен, как для него – воспоминания об Алькасаре.

Она снова улыбнулась вымученной улыбкой, которая так его раздражала.

– Вы рассказывали о садах Алькасара. Какие там растут цветы?

– Я не садовник и не знаю, как называется всякая зелень, но таких, как там, я здесь не видел.

– Простите меня. Воин не обязан знать названия цветов. – Ее улыбка увяла. – Мой вопрос был глупым.

Он положил руку ей на плечо – так он мог бы успокаивать солдата.

– Нет. Совсем не глупым.

Дураком оказался он. Пока он не увидел мощенных плиткой кастильских двориков, он считал любые сады и парки унылыми местами, в которых зарыты мрачные тайны.

– Я всегда был слишком занят войной и слишком мало думал о…

О доме. Старался держаться как можно дальше от замка с привидениями.

Но эта женщина находила радость в земле; она даже умела выращивать красоту. Способна ли она сделать то же самое с домом? Создать такой дом, из которого не хочется убежать?