брыкаться. И только тогда пытаюсь сфокусироваться на происходящем.

Сначала мне все кажется сном. Потому что, когда Глеб пытался…я даже в мыслях не могу произнести то, что он хотел сделать…Я мечтала, чтобы меня кто-нибудь спас. Вернее, кое-кто конкретный.

Кадыров.

И вот он здесь. И такого Тимура я не знаю.

Он вне себя от ярости. Нет, он не кричит, не издает ни звука, но его гнев, он ощущается в воздухе, осязаем. Его состояние выдают резкие четкие движения.

– Я же…тебя…предупреждал! – Тимур буквально вколачивает кулаком каждое слово в Глеба. Тот лежит на полу и даже не шевелится. Кажется, без сознания.

Металлический запах крови усилился, и я уже не в силах сдерживать тошноту.

– Тимур…– выходит слабо, потому что Кадыров не слышит меня. Он поднимается на ноги и…

Боже, он же сейчас добьет его!

Эмма

– Тимур! – я зову его громче, но делаю при этом глубокий вдох, тошнотворный запах забивается в ноздри, и меня выворачивает.

Кадыров оборачивается, несколько секунд растерянно моргает, словно приходит в себя, пытаясь осознать реальность. А, может, ему просто неприятно меня видеть…

Но он кидается ко мне, опускаясь рядом на кровать.

– Эмма, девочка…– Тимур обеспокоенно берет в ладони мое лицо, осторожно убирая налипшие пряди. – Что…что он сделал? Скажи, только не молчи…

Его ладони перемещаются вниз, ощупывая руки, ребра, останавливаются на животе. Кончиками пальцев, почти невесомо, Тимур поглаживает, и малыш не заставляет себя ждать: сильно пинает отца прямо в руку.

Кадыров переводит на меня ошарашенный взгляд своих дьявольских глаз. В нем намешано все: беспокойство, страх, радость и восторг. Клянусь, что я вижу в них слезы…

Или это они стоят в моих глазах?..

– Малышка, не молчи, – его голос низкий, хриплый, – что?! Просто скажи…если тяжело, то кивни, слышишь, родная? Только не молчи, я же с ума сойду…

– Нет, – шепотом, из последних сил. – Он не успел. Ты приехал вовремя.

Тимур бережно обнимает меня, целуя в висок. Раскачивает из стороны в сторону, словно баюкает.

И впервые за полгода я чувствую спокойствие и умиротворение на душе. Я там, где и должна быть. В ЕГО объятиях. Я под надежной защитой. И я любима. Да, понимаю, что последнее всего лишь игра моего воображения, но…Я могу немного уйти от этой дрянной реальности, где бывший парень пытается взять силой беременную женщину?..

– Эмма, что-то болит? Ты очень бледная.

– Нет, – качаю головой, не отнимая лицо от груди Тимура и стискивая сильнее одеяло на груди. Я глубоко вдыхаю его запах: он лучше любого средства справляется с тошнотой. – Просто голова кружится и тошнит. Но уже лучше. Я сильно испугалась.

– Прости, девочка, что так долго. Я очень долго тебя искал…

Понимаю, что это всего лишь игра моего воображения, но я слышу в последней фразе гораздо больше. Двойной смысл, понятный нам двоим. И хочется верить, что с настоящего момента все будет хорошо. Что Тимур будет рядом, и я могу признаться ему в том, что ношу под сердцем его ребенка. Сына.

Но…

Тут же всплывает угрожающий тон Айлин, и ее довольное: «Мы с Тимуром ждем ребенка», – и все снова рухнуло. Разрушилось до основания. Без возможности восстановления.

– Надо в больницу. Он чем-то дал тебе подышать. Надо быть уверенными, что тебе и малышу ничего не угрожает.

И снова мимолетное нежное поглаживание живота, и отклик сына. Арслан тоже не хочет отпускать папу.

Но Тимур прав. Я тоже хочу быть уверена, что все, что происходило со мной за последние дни, не угрожает жизни ребенка. Поэтому лишь киваю, сильнее кутаясь в одеяло.

– Вещи, он снял их…

В глазах Тимура снова закипает ярость, но я останавливаю Кадырова легким прикосновением руки:

– Не надо. Не марайся. Просто помоги найти мою одежду.

Тимур оглядывается по сторонам, находит взглядом мои вещи, комом валяющиеся в кресле, и передает мне, уставившись пристальным и хмурым взглядом.

– Отвернись, – сажусь, придерживая уже ненавистное одеяло на груди.

– Но…

– Пожалуйста…

Тимур, крепко сцепив зубы, все же поворачивается ко мне спиной, а я худо-бедно натягиваю на себя вещи. Опускаю ноги на пол и осторожно встаю. Кадыров уже тут как тут и не дает мне шагу ступить, подхватывая на руки.

– Отпусти, – прошу, противореча сама себе и сильнее вцепляясь в шею руками и утыкаясь в нее носом. – Я сама…

– Не обсуждается, Эмма, – отрезает Кадыров, пинком ноги открывая входную двери и вынося меня наконец из этой злосчастной квартиры.

Он доносит меня до своей машины, брошенной прямо на тротуаре, и бережно опускает на пассажирское сиденье и сам пристегивает ремнем безопасности.

– Что это? – вцепляюсь в его руку, заметив кровь на пиджаке.

– Пустяк. Все в порядке.

– Нет, не в порядке! Посмотри, весь рукав пропитан кровью! Ты поранился и сильно! – я снова волнуюсь, теперь уже за Тимура.

– Успокойся, – снова берет мое лицо в свои ладони, заставляя смотреть ему в глаза. – Не надо об этом сейчас волноваться. Я в порядке, малыш.

Отчаянно мотаю головой, не согласная с ним. Видимо, меня накрывает отходняк от произошедшего, и сейчас начнется самая настоящая истерика.

– Эмма. Дыши. Вместе со мной, – Тимур удерживает мой взгляд и глубоко вдыхает и медленно выдыхает. – Вот так. Правильно, умница. Еще раз. Повторяй.

Мы дышим одновременно с ним, и я действительно успокаиваюсь. Присутствие Тимура, его уверенность делают свое дело: страх отступает, а его место занимают спокойствие и расслабленность.

– Молодец, Эмма. Не волнуйся, со мной все будет хорошо.

– Пожалуйста, дай осмотреть себя врачу.

Тимур долго на меня смотрит, прожигая темным взглядом насквозь, что мне становится неловко.

– Хорошо, малыш, конечно.

Тимур быстро довозит нас до клиники и все также, не обращая внимания на мои протесты, на руках вносит в холл. К нам тут же подбегают медики с каталкой, но он никому не позволяет прикоснуться ко мне, так и несет до смотровой на руках. Отказывается выходить в коридор, находясь все время рядом.

– Явной угрозы жизни и здоровью мамы и малыша нет. Но я все равно вас оставлю до утра под наблюдением, – выносит вердикт доктор после осмотра и всех процедур. – Сейчас придет медсестра и проводит вас в палату.

Тимур также молча подхватывает меня на руки и выносит в коридор. А у меня нет сил сопротивляться. Я хочу еще немного, последние минуты почувствовать его тепло, заботу и спокойствие.

В палате Кадыров бережно опускает меня на койку, сам снимает обувь и протягивает больничную одежду. Отворачивается и отходит к окну, пока я торопливо натягиваю на себя смешную сорочку.

Едва