После паузы она всё же ответила, устремив взгляд в чашку, где ещё плескались остатки чая:

– Моровая Язва, вот как её прозвали. И не спрашивайте, пожалуйста, почему.

Последние слова Эффи прозвучали как приглашение, видно было, что девушке невероятно хочется поговорить об этом, но что-то её сдерживало.

Оливия, для которой тайны и недомолвки были, что для гончей свежий след зайца, сделала пробный заход.

– Я надеюсь, с Люсиль случилась неприятность не во время репетиции с мистером Смитом? Весь этот реквизит… Признаться, он не выглядит надёжным, – она постаралась облечь любопытство в опасения за собственную безопасность.

– Бродяга тут совершенно ни при чём, – Эффи сердито встряхнула кудряшками, отвинтила крышку фляжки и привычным движением плеснула щедрую порцию бренди прямо в остатки чая, потом быстро взглянула на гостью, но та как раз обернулась и, глядя в круглое зеркало, висевшее позади кресла, заправляла в косу выбившиеся пряди.

В зеркале отразилось лицо Эффи, и было так странно видеть на нём выражение неприкрытой злобы. Оливия вдруг ощутила, что в комнате холодно, а от окна сквозит. Когда она повернулась к собеседнице, та вновь улыбалась как ни в чём не бывало.

– Реквизит – это хлеб иллюзиониста, – серьёзно произнесла Эффи, явно повторяя чьи-то слова. – Нельзя допустить, чтобы на сцене что-то пошло не так, и Бродяга никогда и никому не позволяет прикасаться к своим сундукам. Он почти всё делает сам, ну, кроме мелочей, которые можно поручить ассистентке. Так что выкиньте эти глупости из головы! С Бродягой вы в полной безопасности, он проверяет каждый винтик до и после всякого выступления.

– Как же тогда всё произошло? – Оливия подалась вперёд, не скрывая своего интереса, и одновременно придвинула к Эффи блюдце с последним тостом.

Та всё же поколебалась несколько мгновений, но, вспомнив, в каких категоричных выражениях разговаривала с ней Имоджен, решила, что ничего страшного не случится, если эту историю сестра Адамсона услышит от неё, а не от кого-нибудь другого.

– Это целиком её вина, – заявила Эффи без всякой жалости, беря предложенное блюдечко с тостом. – Имоджен тут совершенно ни при чём. Никто даже и не думает винить её в случившемся. Всё дело в том, что Люсиль была чудовищно непрофессиональна. Её и взяли-то лишь потому, что я на время выбыла из строя. Да, признаю, она быстро схватывала, буквально на лету, но для сцены этого мало. Нужно постоянно репетировать, отрабатывать каждое движение… Вы, мисс Адамсон, скоро сами убедитесь, что иначе невозможно. Публика не прощает промахов, – Эффи, жеманно откусив кусочек тоста и торопливо его прожевав, продолжила: – Люсиль думала, что ей всё чудесно удаётся, а когда сбивалась прямо посреди номера или не успевала вовремя вступить, винила во всём музыкантов, Имоджен, реквизит, туфли не по размеру или выкрики из зала. У неё всегда был виноват кто-то другой, не она.

– Филипп упоминал, что она откуда-то упала и сломала шею. Звучит просто ужасно, – Оливия содрогнулась.

– С капитанского мостика, – уточнила Эффи. – Это такой помост с двумя лестницами по краям и с фанерным штурвалом на самом верху. Мы с Имоджен в костюмах юнг пели про морячка Джима и с каждым куплетом забирались всё выше, каждая по своей лестнице, чтобы в финале станцевать моряцкую джигу там, наверху. Не так уж это и высоко, – повела она плечом, набивая себе цену. – Я бы и со сломанной рукой вмиг туда забралась. Там футов десять, не больше. Но, разумеется, нужно уметь держать равновесие и всё такое.

– А с этим у Люсиль, как я понимаю, были проблемы?

– Ещё какие! – Эффи презрительно фыркнула, ничуть не опасаясь показаться бессердечной. Её давно никто с таким вниманием не слушал, да и горячий чай со щедрой порцией бренди сделал своё дело. – Я вам так скажу: если бы не Бродяга, который замолвил за неё словечко, то даже мистер Адамсон мигом бы сообразил, что из Люсиль Бирнбаум такая же актриса, как из меня – архиепископ Кентерберийский, – Эффи вспомнила, с кем говорит, и слегка покраснела: – Ну, то есть я хотела сказать, что мистера Адамсона можно понять. У него просто не было выхода – театральный сезон в самом разгаре, газетчикам уже раздали контрамарки…

– А кто-нибудь видел, как бедняжка упала? Присутствовал кто-нибудь при этом?

– Бедняжка, ага, как же! – Эффи скривилась и снова презрительно фыркнула. – Скажете тоже! Нет, конечно, жаль, что с ней такое приключилось, – тут же поправилась она, заметив, что Оливию покоробила её выходка, – но если бы вы, мисс Адамсон, знали Люсиль Бирнбаум, то ни за что не назвали бы её бедняжкой. Не из таких она была. Делала что хотела, и никто ей был не указ. С самого первого дня, как появилась, тут же принялась наводить свои порядки. Выбрала лучшую гримёрную из оставшихся, без спросу начала рыться в реквизиторской. Вытащила оттуда старющие пыльные гобелены, повесила сначала их у себя, а потом уговорила Лансело… то есть мистера Адамсона, – Эффи вновь легонько покраснела, и голос её взметнулся на пол-октавы, – развесить их у каждого в гримёрке. Вечно со всеми спорила, всех задирала…

…Эффи ещё долго перечисляла прегрешения покойной, но Оливия, повинуясь наитию, перебила её вопросом.

– А кто был изображён на вашем гобелене, мисс Крамбл?

Эффи скорчила презрительную гримаску:

– Кошмарное какое-то существо – полуженщина-полузмея. Ума не приложу, как кому-то в голову взбрело такое. Он у меня повисел два дня, а потом я его обратно отнесла, не желаю я каждый день смотреть на этакую…

– …Ехидна, – задумчиво пробормотала Оливия, более не вслушиваясь в слова Эффи, которую не так-то просто было заставить замолчать.

– …А она как увидела, что я избавилась от него, так и принялась улыбаться своей мерзкой…

– …Мисс Крамбл, а почему вы сказали, что Имоджен тут совершенно ни при чём, и её никто не винит? – запоздалая реакция Оливии объяснялась усталостью из-за раннего подъёма и непривычных акробатических этюдов.

– Потому что в тот жуткий день – ну, когда всё случилось, – именно она заставила Люсиль пойти в театр после вечернего представления и репетировать танец на помосте. Но, уверяю вас, мисс Адамсон, Имоджен ни в чём не виновата! Люсиль допускала столько промахов на сцене, что просто удивительно, как публика её ни разу не освистала. И ей даже не было стыдно, представляете?! – Эффи вытаращила карие глаза и всплеснула одной рукой, отчего тёплая шаль тут же скользнула ей за спину. – Да на её месте я бы репетировала с утра до ночи и с ночи до утра, а она лишь посмеивалась. А когда мистера Адамсона не было рядом, то