После общения с сапёрами и разведчиками возвращаюсь в штаб. У меня, собственно, к операции всё готово. Ну, почти. Все службы и подразделения подготовку к операции отрабатывают на «отлично», графиков подготовки не срывают. Открытым остаётся только вопрос взаимодействия с Северо-Западным фронтом. То есть взаимодействие есть. Но в штабе фронта пока знают старый план начала операции и «левый» маршрут рейда – устье р. Веронда – Луга – Нарва. По Веронде, кстати, тоже отправляется ДРГ с задачей аккуратненько пошуметь там и привлечь к себе внимание. ЦШПД[91]уже передал приказ партизанам и подпольщикам в Луге и Нарве активизировать диверсионную деятельность. В общем, надеюсь, что получится запудрить немцам мозги.

Сижу жду звонка из Москвы, когда они решат там вопрос со сменой командования фронта, и можно будет лететь в Березай заниматься уже реальным согласованием действий.

В комнату вбегает Корнеев. Сука! Не Корнеев – сука, а новость сучья. На хрена мне сейчас это? Виктория Петровна приехала! Она же сейчас с детьми в Алма-Ате, в эвакуации должна быть. Что ей там не сидится, на генеральском пайке? Приехала и сразу начала не меня искать, а начальника медслужбы. И сразу с Татьяной сцепилась, начала на начмеда наезжать. Как её вообще в город пропустили? В Боровичи сейчас просто так не проехать, только по делу. Ага, медикаменты типа привезла. Из Казахстана! Она же медик по образованию. Но чую, не просто повидаться с мужем захотела. Кто-то решил мне на нерв подавить.

Задачка. Это ведь Лёнина жена. Что мне-то с ней делать? У меня к ней никаких чувств. Ни сейчас, ни потом – в будущем. Серая мышка. Про которую народ-то узнал только лет через десять после смерти Брежнева. Ничего плохого про неё вспомнить не могу. Но мне-то она зачем? Не моя это женщина! Хотел все семейные разборки на после войны оставить, а оно вон как вышло. Придётся сейчас всё разруливать. Ой, не время, ой, не вовремя.

Решил никуда не идти. Работаю со штабными над документами. Где-то через час шум на улице. Женский голос, срываясь на истерику, орёт на часового. Входит дежурный по штабу. Докладывает. Генеральша прибыла! Выхожу встречать. Виктория Петровна в белом полушубке с погонами младшего лейтенанта медицинской службы прожигает гневным взглядом часового у крыльца штаба.

– Вика, привет!

– Кобель! Глаза твои бесстыжие! Не нагулялся ещё, потаскун?

– И я рад тебя видеть, Вика! Но давай семейные нежности проявлять не у всех на виду, – хотел отправить «жену» обождать меня в моём домике, но вспомнил, что там вещи Татьяны. Блин! Поздно! Она там уже побывала! Трясёт передо мной Татьяниной форменной юбкой. Стыдоба.

– Это где же это не на виду? В том борделе, что ты здесь себе устроил?

Пипец. Попытался её приобнять, чтобы увести в сторонку. Получил юбкой по фейсу. Больно. Под юбкой, оказывается, скрывалась ещё и Татьянина портупея. Пряжка с оттяжкой в лоб прилетела. В глазах – звёздочки, потом всё помутнело. В обморок не падаю. Провожу рукой по глазам – рука в крови. Лоб рассажен качественно. Часовой сдёргивает с плеча ППС и передёргивает затвор. Как-никак покушение на комбрига. Из штаба выскакивает Корнеев и отбирает у плачущей Вики юбку и ремень. Часовой, поняв, что угроза командиру миновала, достаёт из кармана перевязочный пакет и начинает бинтовать мне голову. Приплыли. Хотя, может, оно и к лучшему. Пять минут позора – и все семейные разборки можно будет отложить на неопределённое время.

Тихонечко постанывая, начинаю заваливаться на перевязывающего меня бойца. Меня подхватывают под руки и тащат в штаб. Корнеев в это время, приобняв, уводит плачущую Викторию в свои застенки. В штабе освобождаюсь от опекунов.

– Всё-всё. Нормально всё с вашим командиром. Отпустите меня.

Прошу адъютанта принести крепкого чая. Он, стервец, в него ещё и коньячка плеснул. Сижу пью чай в компании с Артуром. Тот тактично молчит. Прибегает взволнованная Татьяна. Остановившись в дверях, тоже молчит.

Допиваю чай, выдыхаю.

– Ну, что замерли? Никогда семейных сцен не видели? Служба не ждёт. Всё, по местам. Давайте дуйте работать. И пошлите кого-нибудь за Корнеевым.

НШ и начмед уходят. Через пару минут появляется особист.

– Всё путём, командир. Я в неё стакан коньяка влил и у себя в кабинете на диван спать уложил. Что дальше-то делать будем?

– Надеюсь, ты ей покушение на меня шить не будешь?

– Обижаешь, командир. Что ж я, зверь какой, по-твоему? У меня в этом месяце план по диверсантам уже выполнен, – скалится злобный опричник.

– Ладно-ладно. Когда проспится, ты ей растолкуй, на какую статью она себе наистерила, и расспроси, кто её надоумил сюда припереться. Как вообще она узнала в Алма-Ате, что я здесь в Боровичах.

– Уже копаем. И Цанаве уже доложил. Найдём суку.

– Что у неё с документами?

– Офицер медуправления САВО[92], сопровождает груз медикаментов в госпитали Боровичей.

– То есть она не к нам ехала?

– Да. Мы же из Москвы снабжаемся. Но про тебя она сразу знала.

– Вот и разберись, кто это там в Казахстане такой чуткий и информированный. Как закончишь с ней общаться, посади на поезд и отправь обратно. Мне сообщи, когда поезд будет уходить. Подъеду, попробую поговорить-извиниться.

– Ну, обратно-то сразу вряд ли получится. Скорее всего, с ней в Москве захотят пообщаться.

– Ты там по своей линии уточни, что я к ней претензий не имею, а то найдётся какой умник бдительный…

– Не сгущай, командир. У нас ещё не дошли до того, чтобы за семейные разборки сажать. Тут другое – если её втёмную использовали, то и претензий никаких. А вот если она в теме с теми чуткими казахскими товарищами – то это другой вопрос, ты уж извини.

На том и расстались. Конец дня – псу под хвост. Плюнул на всё и пошёл к Татьяне в медпункт. Но её там не застал. Уехала в госпиталь в Боровичи, присутствовать на ГВК[93] – отбирать последнее пополнение в бригаду из выздоравливающих.

Всё не так. Пойти, что ли, к Баграмяну, попросить баньку растопить? Хрена. Адъютант бежит. Генштаб меня к телефону требует. Бегу на узел связи. Оперативный дежурный по Генштабу передаёт условную фразу. Ага. Завтра с утра новое командование Северо-Западного фронта ждёт меня для налаживания взаимодействия. А я что? Я – готов. И у меня всё готово. Вызываю Хайретдинова. Вместе с ним ещё раз просматриваем все документы для штаба фронта, пакуем в портфель, опечатываем и запираем в сейф. НШ остаётся в штабе, а я всё-таки, пока есть время, – в баньку.

Когда уже попарился и собирался одеваться, прибежала запыхавшаяся Татьяна. Зашла и стоит-молчит посреди тесноватой раздевалки.