– Ну, допустим. А пытки? Пытки были?

– Было несколько случаев самосуда узников концлагерей над администрацией и охранниками этих лагерей. Военнослужащие бригады при этом присутствовали, но из-за своей малочисленности не могли помешать самосуду многотысячной толпы. А применять оружие для предотвращения самосуда они по понятным причинам не стали.

– А фотографии пленных, посаженных на кол?

– Это как раз и есть случаи самосуда. А подписи под фото – художественный вымысел для пользы дела.

– Кормление медведей пленными?

– Разыгравшаяся фантазия и мечты. Медведей из зоопарка кормили по остаточному принципу отходами полевых кухонь.

– Чья фантазия?

– Я думаю, что большинства тех, кто был тогда в Риге.

– Не юродствуйте.

– Боже упаси.

– Вы верующий?

– Это отягчающее обстоятельство?

– Прекратите. Я серьёзно.

– Крещёный.

– Что? А, ну да. Газета, заметки в ней про казни, репортаж по радио с места казни. С какой целью вы всё это организовали?

– У меня в тылу, за спиной, в Латвии и Эстонии оставались на тот момент несколько десятков, а то и сотен тысяч человек местного населения, пошедшего на службу к нацистам. И газета, и радиорепортаж – это часть мероприятий по деморализации этого контингента и не допущения организованного сопротивления частям РККА. Если бы разбросанные по гарнизонам Прибалтики полицаи смогли собраться и ударить нам в спину или просто перерезали бы железную дорогу на Псков, то вполне возможно, что Ригу бы мы не удержали.

– Но ведь удержали.

– И я полагаю, что удара в спину мы не получили именно благодаря распространению этой газеты и листовок по её мотивам.

– А может, у немцев и не было планов ударить по Риге с востока?

– Вы уже за немцев играете?

– Прекратите, генерал!

Уже хорошо, не «гражданин», а «генерал».

Прокурорский полистал свои бумаги, что-то пометил в них и продолжил:

– Где документы по пленным эсэсовцам?

– Я же сказал. В особом отделе бригады. Где-то в эшелоне едут в Череповец. Запросите начальника особого отела бригады. Он уже в Череповце. Думаю, он быстро всё найдёт.

– Хорошо. Но вот почему-то для военнопленных немцев вы охрану нашли. Откуда она взялась?

– Всё просто. Немцы – действительно военнопленные. А убийство военнопленного – воинское преступление. Зачем мараться? Кроме того, у них с латышскими предателями разная мотивация. Вторых так и так ждал расстрел, а немцам светил плен, лагерь и после войны – домой. Немцам было что терять, у латышей никаких шансов на жизнь не было. Да и без приказа немецкий солдат только в туалет и в столовую самостоятельно пойдёт. А немецких офицеров мы отдельно держали. Латыши же взбунтоваться могли в любой момент. Так что получилось всех немецких военнопленных двумя взводами охранять. Такое отвлечение сил от обороны было вполне допустимо.

Прокурор надолго задумался.

– И конечно, все ваши подчинённые подтвердят ваши слова?

– Они у меня врать не приучены, тем более родной советской власти.

– Генерал, вы опять?

– Нет. Я просто хотел уточнить, что немецкой власти они врать-таки будут. А если серьёзно, то обрисуйте ситуацию любому командиру, ходившему в рейд по тылам противника, а Рига 22 января и была в глубоком тылу противника, и он согласится, что мои действия были единственно возможными в той ситуации.

– Но ведь на тот момент уже были воздушный мост и железнодорожная связь с фронтом. Какой же это тыл противника?

– С партизанами тоже существует связь по воздуху. От этого они не перестают быть в тылу противника. А железная дорога, во-первых, была загружена для доставки боеприпасов и топлива, а на обратном пути вывозила наших раненых, детей и истощённых узников концлагерей. Мне надо было жизни наших людей поменять на жизни предателей? Во-вторых, до 27-го числа, когда к городу подошли части 2-й танковой армии, существовала опасность нарушения железнодорожной связи. И, опять-таки, учитывая такую опасность, я должен был по максимуму использовать железную дорогу для восстановления и усиления боеспособности гарнизона Риги и для вывоза из города всех нуждающихся в медицинской помощи.

Прокурорский полковник опять молчит. Листает папку с моим делом, видимо.

– Даа… – тянет он. – Тут, – хлопает рукой по картонной папке, – всё несколько по-другому изложено. Ну что ж, пока мы будем разбираться, вам придётся у нас задержаться.

Конец второй книги.