его диктовку то, что ему нужно. Просто блокнот исполнения его желаний. Посмотри, что случилось, когда Анна и Элла впервые не выполнили ритуал до конца. Им намекнули, что бездетными они останутся потому, что сначала нужно было завести детей. Как ты думаешь, могли ли женщины проглядеть такую важную строчку?

– Я думаю, что нет.

– И я так же думаю. Он пишет им по ходу дела, потому что он всегда рядом с блокнотом, и ему нужно, чтобы кто-то постоянно приносил в жертву девушек. Он за это платит продлением молодости. Может Аня и Элла не первые, кто воспользовался Тошалой. Вернее, Тошала не первыми ими воспользовался. Сейчас он людям блокноты подсовывает, а раньше, может, на бересте писал.

– Значит он и теперь где-то рядом с бабой Нюрой. И ритуал изменил так, чтобы удобнее ей было его проводить. Она ведь сейчас не может идти за пять километров в лес. Тогда ещё вопрос. Даша жива, хоть и память покидает её, но её не утопили, как других девочек.

– Ну да, не утопили. Может, ей другую смерть приготовили. Этот Тошала очень загадочная личность, надо поискать его родословную, на что он способен, и вообще, как его нейтрализовать.

– Тебе не кажется странным, что дневник – это улика, и его должны были в первую очередь уничтожить. Зачем хранить такую опасную вещь в доме? Я бы, на месте бабы Нюры, давно бы всё это бросила в печь.

– Это ты бы так сделала, но ты не преступник, поэтому у тебя нет чувства преступника.

– Какого чувства преступника?

– Чтобы быть на грани разоблачения, и не быть разоблачённым. И думать, какой я хитрый да мудрый. А может даже иногда читать и перечитывать.

– Так почему она у себя его не хранит? Вот мы с тобой его нашли, и знаем про эти события.

– Мы с тобой можем это связать, потому что заранее уже знали, кто эта баба Нюра. Она за столько лет себя почувствовала такой безнаказанной, особенно после расправы над единственным человеком, который её мог в чём-то обличить, что совсем страх потеряла.

– Такой дневник не придумаешь.

– Нет. А ты ещё говоришь, что у меня сказки страшные! Жизнь, получается, ещё страшнее!

– Даже не знаю, с чего нам начинать! – Сказала я – Наверное, пора поговорить с бабой Нюрой начистоту.

– Ага, так она тебе и созналась! Теперь, когда молодость и здоровье так близко от неё! Нет, Оля, надо Тошалу этого отловить. И блокнот уничтожить.

– А может, его как-то по-другому зовут? И это просто слова заклинания? Прочитай снова заклинание, пожалуйста! – Попросила я.

– Найди сама, у меня больше нет сил смотреть в этот дневник. – Он протянул мне тетрадку, и я нашла там заклинание.

– Слушай ещё раз. «Тошала, твоя луна надо мной, и ты надо мной, открой глаза, посмотри на меня, возьми сто лет себе, а мне оставь десять». Может тошала – это просто заклинательное слово? Или слово-проводник, которое открывает волшебный ритуал?

– Нет, это имя его, именно к нему обращаются, чтобы он взял сто лет. Пошли Оля домой, посмотришь, что ещё есть в этом чемодане, а я про Тошалу постараюсь больше узнать.

Мы не спеша спустились с горы, прошли по густому, заросшему молодыми соснами, лесу и вышли к деревне. Целая компания туристов, весело обсуждая поход, шла впереди нас. А мы, словно два старика, шли грустные и молчаливые. Как зависит наше восприятие мира от нашего душевного состояния!

Глава 5. Птошала.

– Знаешь, если мы найдём блокнот, то и Тошала возле нас объявится сразу. Надо искать блокнот в доме у бабы Нюры. – Сказала я Сакатову, когда мы пришли домой и сели в своей комнате.

– Так она всегда дома, никуда не выходит, как мы найдём блокнот?

– Ну да, надо её как-нибудь выманить.

– Сначала надо узнать, как нам с этим обгоревшим Тошалой справиться, а потом и думать, как с ним встретиться. Не отвлекай меня. Доставай чемодан и посмотри, может, какую ещё подсказку найдёшь.

Я достала чемодан и стала перебирать старые листки, часть которых можно было сразу выбросить, потому что ничего там было не разобрать. Был там и журнал «Юность» за семьдесят первый год. Там была загнута одна страница, на которой было напечатано стихотворение Александра Хромова «Испытание»:

У женщины гордой

Девять детей.

Горя – по горло

Радости – по горло

С ними ей.

Росли, как просо.

Где силы взяла!

Выросли -

рослые,

русоволосые -

Гордость села́.

Мать смотрела,

Ахала:

– Боги, а не пахари!

Мне понравилось стихотворение. Такое хорошее, русское. Я думаю, что когда Рубашин Виктор читал эти стихи, он думал о своих неродившихся детях, о том, что никогда его не разбудит утром весёлый стук босых пяток по деревянному полу, и никогда не гордиться ему их успехами. Я не стала читать стихотворение Сакатову, чтобы ещё больше не расстраивать его, да и мешать ему не хотелось, всё-таки Тошала у нас сейчас первая цель. В чемодане было полно каких-то билетов на поезда, автобусы, было даже несколько старых советских рублей, но больше никаких интересных записей не было. Я закрыла чемодан, поставила его под диван, и прилегла на кровать. Проснулась я от голоса Сакатова:

– Там Анна Фёдоровна по огороду ходит, поливаться вышла. Не хочешь к ней присоединиться?

– Хочу. Пойду, разведаю обстановку.

– Потом, когда вернёшься, поедим, а то я уже проголодался. Там что-то у нас осталось?

– Полкастрюли лапши с тушёнкой.

Я вышла в огород и подошла к бабе Нюре:

– Баба Нюра, давайте я вам помогу. Я умею поливаться.

– А что тут уметь-то? Невелика наука! – Она сунула мне лейку в руку, повернулась и пошла снимать бельё, висевшее возле бани.

Ни тебе, пожалуйста, ни тебе, спасибо. Вот ведь барыня, приняла всё, как должное. Ладно, чего возмущаться, я сама напросилась! Она сняла бельё и ушла с ним в дом. Вот и поговорили! Я полила длинную гряду с морковью и горохом, таская воду из бочки, которая стояла на входе в огород. Потом прошла вдоль всего огорода. Когда я повернулась, чтобы идти обратно, она уже стояла возле бочки.

– В бочку надо натаскать воды! Вёдра я выставила в ограде. Колодец ты знаешь где. – И опять пошла в дом.

Я вся кипела от её бесцеремонности, но вёдра взяла и десять раз сходила с ними к колодцу. Она больше не вышла, и я вернулась в комнату.

– Ну что, золушка, злая мачеха разрешила тебе ехать на бал? – Сакатов хихикнул.

– Сам