Пожилой отец Яна был другом «старого доктора» Януша Корчака, легендарного польского педагога и борца за права детей, который сейчас возглавлял переполненный приют, расположенный по соседству с молодежным центром Евы Рехтман125. Но Ева была не единственной в кругу Ирены, кто был расположен к этому симпатичному человеку.

Все девочки доктора Радлиньской души в нем не чаяли с самых первых дней в кампусе Свободного польского университета, где доктор Корчак преподавал вместе с профессором. Ядвига Денека училась в одной из его новаторских школ и считала его своим наставником. Ала Голуб-Гринберг тянула за семейные ниточки и даже устраивала, чтобы ее кузина Вера собирала деньги для детей доктора. Ирена же просто обожала доктора и его детей, возбужденно галдевших вокруг нее, когда она во время своих ежедневных посещений гетто приносила им конфеты или забавных еврейских кукол, сделанных доктором Витвицким в соответствии с их причудливыми пожеланиями. Доктора Корчака все они хорошо знали. Однако для Ирены это не облегчало тяжесть того, что должно было случиться.

Зимой 1941/42 года, чтобы передать доктору сообщение, не обязательно было входить в гетто. В нескольких его местах все еще работали телефоны – счастливый недосмотр, позволивший провести не одну спасательную операцию. Ян мог лишь надеяться, что доктор поможет им. Нужно было куда-то отправить детей. «[По] моей просьбе, – говорил Ян, – мой отец созвонился с ним»126. Если Ян сможет переправить детей обратно через стену и их не застрелят часовые, то согласится ли доктор принять сирот? Доктор Корчак согласился. Выбора не было ни у кого.

Чтобы спланировать эту операцию, у них имелось всего несколько часов. В участке стены в районе Муранув была небольшая брешь, которую немцы пока еще не заделали. А если и заделали, все равно нашлась бы другая. Сироты из гетто точно знали, где находится каждая такая дыра: возможным спасателям стоило просто расспросить их.

Ирена не могла поверить в то, о чем Ян говорил ей, и молча проклинала себя. Ей следовало подыскать другой вариант. Он и правда собирается отправить детей обратно в гетто? Она посещала этот ад по три-четыре раза в день и никогда не согласится на это. Только тот, кто понятия не имел о том, что там происходит, мог найти подобное трусливое, жалкое решение. Они долго бросались взаимными обвинениями и упреками. Позднее Ирена признавалась, что ссора была тяжелой. Ян был просто уничтожен. Ирена в своей ярости не жалела слов.

Но с немецким инспектором Ян все-таки договорился.

* * *

Предрассветные часы, когда еще не развеялась темнота, были бы идеальным моментом для задуманной скрытной операции. Но во время комендантского часа патрули на улицах будут стрелять на поражение. Ян знал, что поможет детям пробраться через дыру на ту сторону стены вечером, когда последние жильцы поспешат по домам и затаятся до того, как на улицах наступит тревожная тишина. На другой стороне, уверил Яна доктор Корчак, их будет ждать кто-то из приюта. Ян лично отправится с детьми к стене. Желая быть честным сам с собой, Ян, похоже, понимал, что его мучит совесть. Он знал, что от Ирены никакого сочувствия не дождется. Полная отвращения, она не желала иметь ничего общего с этим делом.

На улице дети придвинулись к нему поближе. Ян прислушивался к каждому шороху. Шаги могли означать катастрофу и провал всего плана. Шел снег, и любые звуки из-за этого казались громче, детское дыхание на морозе превращалось в облачка пара. Даже в перчатках Ян чувствовал, как мерзнут у него кончики пальцев, и пытался тереть их друг о друга в карманах, чтобы согреть. Оттого, что он напряженно вслушивался в каждый звук, голова у него разболелась, и, когда наконец они услышали, как чей-то голос произнес пароль, Ян невольно выдохнул. Впервые он понял, что с другой стороны стены всю операцию проводили сами подростки. Послышались негромкая возня и стук, и на мгновение в стене открылся небольшой проход. Детей не нужно было уговаривать. Быстро, один за другим, они устало улыбались Яну на прощание и скользили мимо него в тот, другой мир. Там была девочка с яркой ленточкой для волос. До свиданья, пан Добрачинский, – прошептала она. Был среди них мальчик в больших, не по размеру, ботинках, из-за которых он на мгновение споткнулся. Пара озорных мальчишек, которые, он не сомневался, еще до конца недели снова окажутся по эту сторону стены. Ян ждал, пока не услышал на другой стороне их тихие шаги. «За несколько минут до комендантского часа, – говорил затем Ян, – я лично сопроводил детей к стене гетто127. Каждый из них прошел на ту сторону, и таким образом они исчезли из официального списка уличных попрошаек».

Операция удалась. Когда Ирена пришла на следующий день в приют проверить детей, старый доктор уверил ее, что дети добрались к нему в целости и сохранности. Она знала, что должна чувствовать облегчение. Она пыталась понять логику решения Яна. Поскольку для Ирены это был полный провал. Никогда больше она не будет сидеть сложа руки, пока детей отправляют в гетто. В течение следующих месяцев она предпримет новые, еще более смелые шаги. Она будет проносить больше еды и лекарств, делая это быстрее и эффективнее. Ей вместе с Иркой Шульц удастся пронести в гетто больше тысячи доз вакцины. Остальные друзья и участники ее растущей и набирающейся храбрости сети – включая Ягу Пиотровскую – смогут доставить в гетто еще пять тысяч. Ирена будет проносить в нижнем белье пачки денег, а в сумке с двойным дном – лекарства. Люди по всему еврейскому кварталу уже знали, что Ирена – которую они в основном знали под конспиративным именем Иоланта – была женщиной, которая сможет справиться с чем угодно.

Ирена станет действовать еще активнее. И на этот раз не станет посвящать в свои планы Яна Добрачинского.

Варшава, 1941–1942 годы

Ирка Шульц, начальница Ирены, покидая гетто, медленно отошла от блокпоста. Напряжение схлынуло. Так обычно все и случалось. Часто у ворот происходили страшные сцены, и Ирка считала, что ей повезло, если она не видела того, от чего весь день у нее потом разрывалось сердце. Где-то вдалеке раздался выстрел. Залаяла собака. Прогрохотал трамвай. Обычные звуки оккупированной Варшавы. Но когда она услышала звук дребезжащего под ногами канализационного люка, Ирка чуть не подпрыгнула от неожиданности. Это не значило, что звук был совсем непривычным; просто боль в сердце на сегодня стала неизбежной.

Шум повторился снова, тихое царапанье и безутешный детский плач. Быстро оглядевшись вокруг, Ирка опустилась на колени. Чтобы ухватить люк покрепче, она сняла перчатки и подняла крышку, испачкав юбку о грязный лед.

Ирка знала, что была лишь одна причина, по которой кто-то станет ползти через городские стоки: эти подземные каналы давно уже использовались еврейскими детьми и контрабандистами для того, чтобы перебраться на «арийскую» сторону и достать немного еды.

Ирка заглянула внутрь. От вырывающегося зловония на глаза набежали слезы, и она на мгновение отпрянула. Когда Ирка вновь повернулась к люку, из него на нее смотрело детское личико, истощенное голодом и несущее печать постоянного страха. У маленькой девочки были аккуратно уложенные светлые волосы и большие голубые глаза, она сильно исхудала и вся перепачкалась в грязи. Ребенок был слишком слаб, чтобы выбраться из люка. Ирка мягко подтянула ее вверх и, нагнувшись, прошептала в отверстие на тот случай, если за девочкой кто-то пробирался следом. Witaj! Czy est tu ktos? Здравствуйте! Есть тут кто?