– Прыгай!

Сонька сделала последний шаг. Короткая волна плеснула ей на кроссовки.

Здесь было глубоко. Здесь чалились «кометы» на подводных крыльях. Здесь течением сразу затягивало под пирс. Здесь никто никогда не прыгал.

Сонька подняла ногу.

Толик выпустил Сонькину куртку и бросился на Маринку. Она легко упала, утягивая за собой нападавшего. Он грохнулся сверху, попытался удержаться на руках, но всё равно повалился, чувствуя под собой костлявое тело.

Булькнула вода. Сонька прыгнула. И сразу завизжала, словно вода сняла с неё наваждение. А водичка сейчас холодная, она какую угодно дурь из башки выбьет.

Толик приподнялся на руках. Вблизи увидел ужасное лицо. С резкими морщинами от носа к тонким губам и с огромными прозрачно-серыми глазами.

Маринка смотрела и улыбалась.

Толик перекатился на бок и сжал кулак. Если ей врезать, Сонька спасётся.

– Ах ты! – крикнули у него над головой.

Сильнейший удар снёс Толика с места, протащил по деревянному настилу. Толик повернулся как раз вовремя, чтобы увидеть что-то огромное, летящее к лицу. Кулак опрокинул его, Толик ухнулся затылком в доски причала и завыл. И тут же адская боль в боку заставила согнуться, подтянуть под живот колени. И сразу же его огрели по спине. Толик взвыл, выгибаясь. Новый удар в бок вынудил крутиться на месте. Сквозь застилавшую глаза красную плёнку заметил, что ударами его подгоняют к краю причала. Кровь била в ушах. Он слышал своё хриплое с мокрыми всхлипами дыхание и чей-то крик:

– Не надо! Не надо!

Казалось, что это просит он. Но голос долетал извне.

– Только попробуй к ней ещё раз близко подойти! – яростно произнёс Игорёк и занёс ногу. Толик успел выставить руки.

Сзади на Игорька кто-то прыгнул, и он не завершил свой удар, вынужденный бороться с напавшим.

Толик откатился от них подальше. Воздуха не было, голова гудела, тело было странно невесомым. Каждое движение доставляло адскую боль, но не внутри, а как будто снаружи, в воздухе. Перед глазами плавали звёзды, висела тяжёлая муть. Сквозь гул крови в ушах он слышал странные всплески. Словно кто-то нырял и выбирался из озера. «Убирайся! Убирайся! Убирайся!» – вбивались в голову навязчивые слова.

Толик приподнялся на руке. Тело безвольно повело, причал закружило. В плавающей перед глазами картинке то появлялась, то исчезала Маринка. Она сидела на краю причала и стучала по воде. С яростью глянула на Толика, бросила: «Ты убил её!» Толик хотел ответить: «Без заговора это не работает», – но ничего не сказал, потому что действительность кувыркнулась. Он упал и какое-то время не видел ничего. Но вот ему стало мокро. Вяло открыл глаза. Всё равно ничего сделать он не мог. Топите уже сколько влезет.

На него капало, но это был не дождь. Это была куртка. Куртка принадлежала Соньке. Сонька стояла над Толиком, смотрела в сторону берега и потрясала кулаком. Из-за этого движения с куртки и лилось.

– Осоеды бесклювые! – кричала Сонька. – Втрескались и ополоумели! Змеюки кустовые. Морковки двугорбые.

Ругательных слов у Соньки было много, она вообще была мастерица ругаться. Толик упёрся Соньке в ноги и отодвинулся. Сонька завизжала, подпрыгнула, наступив Толику на пальцы. Толик взвыл.

– Ой, прости, прости, – упала рядом с ним на колени Сонька. – Ты как?

Толик был никак. От обнимающей тело боли он проваливался в ад, но объяснить это в двух словах было невозможно, потому что говорить что-то тоже было больно, в лёгких как будто гвоздь застрял.

– А ты? – прохрипел он.

– А я почему-то в воду свалилась, – радостно сообщила Сонька. – Хорошо, сразу выплыла. А тут вдруг вы дерётесь. Это из-за чего?

Толик сел. Голове становилось полегче, уходили звон и пелена. Сплюнул. Провёл языком по зубам. Все целы. Выпрямился, выгоняя гвоздь из лёгких. Охнул от стрельнувшей боли.

– Ты не свалилась, – прохрипел он.

– Ты чего? Не видел? – ещё больше обрадовалась Сонька и шмыгнула носом. – Шла, шла, а потом как будто бы мостки под ногами кончились.

– Тебя столкнули. – Хотелось откашляться, но не получалось. Какой-то противный шарик гонялся туда-сюда по лёгким, не давая ни вдохнуть спокойно, ни выдохнуть.

Сонька глядела во все глаза, словно хотела что-то высмотреть в Толике или синяки его пересчитывала. Отклонилась, махнула рукой.

– Да ладно, – не поверила она. – Кто меня будет толкать? Да и не было никого, мы с Маринкой шли…

– Она хотела тебя вместо сестры покойнику подсунуть. Мёртвой невестой. Я Маринку пытался остановить.

Сонька вдруг звонко расхохоталась, чихнула и снова засмеялась.

– А тебе правда городская нравится? – спросила она неожиданно.

Толик запутался. Городская? При чём здесь она? Он о другом говорил. Не нужна ему Маринка, эта сова лупоглазая.

Потряс головой, чем вызвал очередное землетрясение, и непременно упал бы, если бы не Сонька. Она подставила плечо, не давая завалиться.

– А чего ты тогда с Григорьевым подрался? Я упала, а потом смотрю, вы с новенькой лежите и ещё, главное, улыбаетесь друг другу. Ну, думаю, сейчас целоваться будут. Слушай, а вроде говорили, что Григорьева отец дома запер. Как же он вышел?

И правда… Игорька весь день не было. Как он оказался на улице? Или его, как и Соньку, околдовали?

– А ты разве не знаешь, что городская с Григорьевым задружилась? – с удивлением спросила Сонька.

– С новенькими же ты дружишь. – Голос был чужой, гвоздь из лёгких поднялся к горлу и застрял там, всё хотелось откашляться.

– Ну, – с гордостью произнесла Сонька. – Прикинь, меня в гости звали. У бабы Светы никто сроду в гостях не был. Она к себе не зовёт. Тут я такая прихожу, а там ковры на стенах. А в серванте всё в хрустале. И яблоки, ага, прям целая ваза. И все красные. У нас в магазине таких не было. И чай, представляешь, с лимоном. И пирожные какие-то вкусные были.

У Толика от Сонькиного трындения в голове начался звон. Поэтому он просто качал головой, со всем соглашаясь. Ковры так ковры, хрусталь так хрусталь. Почему бы в доме у бабы Светы не быть коврам и пирожным? Но тут действительность перестала кружиться и булькать. Всё вокруг стало чётким. Толик сел ровно.

– Что ты сказала?

– Пирожные, говорю, вот такие, – показала руками Сонька.

– Нет, про Игорька?

– Григорьева? А что он? – придвинулась к нему Сонька, глаза её горели любопытством. – Бить его пойдёшь? Или пожалуешься?

Почему он должен на кого-то жаловаться? Его волновало другое. Слово какое-то… неприятное. А!

– Ты сказала, что они дружат. Когда успели?

Вчера они весь день вместе провели, сегодня его под ключ закрыли.