тот факт, что я на грани слез. Он не обращает на это внимания, открывает новую иглу и готовится к татуировке.

«Где будет эта?»

«На запястье».

Я отступаю назад, когда он поднимает свои руки к моей руке, пытаясь потянуть время.

«Ты часто это делаешь?»

«Да. Как насчет того, чтобы сделать это как можно более безболезненно для нас обоих, и дать мне посмотреть на эту милую маленькую руку».

Поджав губы, я не сопротивляюсь, когда он берет меня за запястье. удивительно нежно, уговаривая меня положить руку на его обтянутое джинсами бедро.

Слезы скатываются по гребню моих век, когда жужжание татуировочного пистолета вибрирует против моей плоти, за которым следует укус иглы.

«Ты сам делал свои татуировки?» спрашиваю я, хотя на самом деле мне все равно. Я ищу хоть что-нибудь, чтобы отвлечься от того, что он делает.

«Нет», — коротко отвечает он.

«Сколько их у тебя?»

Он смотрит на меня. «Много».

«Это моя первая», — шепчу я. «Хоть одна из твоих что-нибудь значит?»

Еще один взгляд, в котором больше раздражения.

«Некоторые значат», — признает он.

Я молчу некоторое время. «Но ни одно из них не является брендом, не так ли?»

На этот раз, когда он смотрит на меня, эмоции в его взгляде не поддаются расшифровке.

Он не отвечает, и я принимаю это за ответ.

Татуировка занимает всего несколько минут, хотя я уверена, что его линии неровные, от моей дрожи.

Когда он заканчивает, падает первая слеза, и я быстро смахиваю ее. Если он заметил, то не подал виду.

Собрав свои инструменты, он выпрямляется и смотрит на меня. Я не могу прочитать эмоции в его глазах, но не думаю, что меня это волнует.

«Как вы собираетесь усыпить меня?» спрашиваю я, ковыряясь в свободной нитке на армейском зеленом одеяле. Моя шея и запястье горят, и все, чего я хочу, это исчезнуть.

Это слабость? Будет ли Зейд разочарован, если узнает, что я хочу провалиться в яму бессознательности вместо того, чтобы пробивать себе путь отсюда когтями?

Ты должна быть в полной силе, успокаиваю я себя. Я уверена, что есть много того. должен делать независимо от моего физического состояния. Изучать шаблоны, слушать к чему-либо, что может мне помочь, но я чертовски устала, и мое тело все равно неуклонно отключается.

Он пожимает плечами, странный блеск сверкает в его темных глазах. «Таблетки. Но это не то, что тебя должно волновать».

Рио снова шагает ко мне, его ботинки гулко стучат по полу, пока его колени не касаются белой простыни. пока его колени не коснулись белой простыни. Он сгибается в талии, его губы едва касаются моей щеки, а горячее дыхание обдувает раковину моего уха.

«Лучше надейся, что здешние мужчины не придут сюда за легкой пищей», — шепчет он, вызывая холодный озноб.

Мое горло пересыхает и забивается множеством эмоций. В основном отвращение и гнев, но также и ужас. Мысль о том, что мужчины будут пользоваться моим телом, пока я на холоде, вызывает тошноту. Мой желудок скручивается в ответ, и мне требуется все мое самообладание. самоконтроль, чтобы сдержать горячие слезы на глазах.

«Франческа позволила бы этому случиться?» с трудом выдавливаю я из себя, мой голос хриплый и напряженный. Он отступает на дюйм, внимательно следя за моим выражением лица. Я смотрю прямо вперед, отказываясь встретиться с его бездушным взглядом.

«Она не узнает». Он делает паузу, злобная ухмылка подрагивает в уголках его губ.

«И ты тоже».

Я крепко держусь за свое самообладание, тело дрожит, так как мой контроль грозит ускользнуть. Еще одна слеза скатывается, когда его большой палец проводит по моей нижней губе, раздвигая ее и кладя белую таблетку. и кладет белую таблетку мне на язык.

«Проглоти», — тихо приказывает он. Я глотаю, только если это означает, что я не буду помнить ничего этого.

«Хорошая девочка», — хвалит он. Пошла ты.

Затем он проводит пальцем по моему позвоночнику, оставляя мурашки по коже.

«Не волнуйся, принцесса, возможно, я буду хорошо заботиться об этих швах. когда они придут понюхать», — бормочет он, предлагая клочок надежды, за который я отказываюсь цепляться за нее.

Я огрызаюсь и смотрю на него сквозь затуманенное зрение.

«И ты будешь лучше?» шиплю я, бросая вызов его морали. Они такие же неясны, как матовое стекло.

Медленно, он выпрямляет позвоночник и одаривает меня загадочной ухмылкой. «Думаю. ты никогда не узнаешь, верно?».

Повернувшись, он выходит из комнаты. Как только дверь захлопывается, еще несколько слез вырываются наружу. И как только они вырвались на свободу, за ними следует поток. И сворачиваюсь в клубок и закрываю рот рукой, когда рыдания вырываются наружу. В течение неопределенного времени я рыдаю до тех пор, пока мои глаза не опухают, и мне больше нечего было дать. И тогда я медленно, глубоко вдыхаю. пока снова не соберу себя по кусочкам. Это грязно, и некоторые части меня меня были переставлены, но я больше не в руинах, и это лучшее, что я могу на данный момент.

Протерев глаза, я выдохнула и оглядела свою новую комнату.

Таблетки начинают действовать, и в сочетании с моей вечеринкой жалости трудно оставаться в сознании, но у меня нет ни секунды, чтобы принять это без того, чтобы кто-то не дышит мне в затылок.

Они выделили мне комнату в задней части дома, хотя и приличного размера.

Она скудная, тесное пространство занимают зеркало, кровать со скомканной подушкой и царапинами сдутой подушкой и драным одеялом, тумбочка и комод.

Как и весь дом, дерево скрипит при каждом шаге предчувствую, что скоро выучу места, которые не издают никакого шума.

С другой стороны, здесь есть заколоченное окно, из которого открывается прекрасный вид на подъездную дорожку, что позволяет мне видеть, кто входит и выходит, и мне не придется ни с кем делить комнату.

До того, как появилась Франческа, Рио сообщил мне, что еще пять девушек готовятся к аукциону. Работа Франчески заключается в том, чтобы сделать из нас настоящих секс-рабынь.

Научить нас, как вести себя, как выглядеть и чего не делать.

Но на самом деле она учит нас выживать.

Я не вижу во всем этом ни малейшего смысла.

Чем более податливыми, послушными и приятными мы будем, тем меньше вероятность того. подвергнуться ненужному насилию, утверждает Рио. Но нет никаких сомнений в том, что у покупателей будет иметь жестокую, садистскую сторону, и нет никаких сомнений в том, что мы будем на стороне получателянезависимо от того, какие мы идеальные маленькие карманные киски.

Они хотят,