Я лежала с открытыми глазами и не могла заснуть. В голове спорили друг с другом мысли и играл Чайковский. С последним как раз ничего необычного — он там давно прописался: я встаю под первые такты балета и засыпаю под «Времена года», но мысли! Неудобные противоречивые, обвинительные и защищающиеся! О, как они замучили меня! Хотелось, чтобы наступила тишина. Я категорически не хочу больше думать! Отчего в голове нет такой кнопки, чтобы просто всё выключить и проснуться только утром?

А ещё хочется кофе из кофейни напротив театра в уютнейшем местечке, где пахнет ванилью и корицей, а на пенке латте, сваренном на кокосовом молоке, симпатичный барриста мне обязательно рисует забавные рожицы и маленькое сердечко. Иногда мне кажется, что я ему нравлюсь. Но латте нет, и поговорить не с кем.

Я хочу услышать чужой голос и свой в ответ. Я не против даже Риммы Евгеньевны, которая вечно сравнивает нас с лошадьми и вообще пахнет дурным характером и французскими духами. Как хорошо было поворчать на неё после с девчонками, с той же Элкой. Но нет, я тут одна. В бункере. Неизвестно на сколько.

И не напишешь в Инстаграм что-то глубокомысленное с тэгом #балет, не выпьешь чаю с говорливой и слегка назойливой квартирной хозяйкой, Валентиной Павловной, не позвонишь маме, не спросишь у папы, сколько партий он проиграл в своих онлайн-шахматах, и не пообщаешься в ВотсАпе с девчонками!

Боже мой, пару дней прошло, а я уже чувствую себя, как сосланный за провинности полярник. Ну, у того хоть медведи! А у меня даже интернета нет! И со всеми этими поцелуями и пощечинами вряд ли будет, — насупилась я, перевернулась с боку на бок. Сна ни в одном глазу.

Устала! Не хочу быть одна!

И вдруг я услышала шум снаружи. Сердце подскочило, и я тоже. Вернулся?

Я быстро натянула на голое тело штаны, свитер, сунула ступни в теплые унтики, в которых обычно начинаю разминку. Метнулась в ванную, пригладила волосы. Потом рассердилась на себя и снова взлохматила. Опять пригладила. Да что толку?!

В тишине, разбавленной только моим дыханием, раздался стук. Я подбежала к двери, забаррикадированной стулом под ручку, и замерла. Стук повторился, я закусила губу. Чёрт, я так и не решила, кто из нас больше виноват. Тем более не понятно, что говорить.

— Женя, — послышался голос Терминатора за дверью. — Ты спишь?

Могу ли я испортить всё ещё больше? — подумала я. — Могу.

И, убрав стул, отперла дверь.

Сергей стоял, как скала, проглотившая гриф от штанги. Угрюмо глянул на моё лицо, затем куда-то поверх макушки. Неловкость повисла между нами, как дымовая завеса. Надо что-то сказать, но слова не подбирались. Я посмотрела на носки его ботинок. Судя по ним, где он только не ходил…

— Женя, — глухо произнёс Терминатор. — То что случилось больше не повторится. Даю слово. Извини.

Неожиданно. Сглотнув, я осторожно подняла на него глаза. Сергей по-прежнему смотрел поверх моей макушки, что при нашей разнице в росте было не сложно. Я глянула на его скулу — нет, красного следа от моих пальцев не было. Неловкости стало больше — целый вагон, ох. Чтобы освободиться от неё, я набрала в грудь воздуха и с выдохом выпалила:

— И ты меня извини. Ты меня спас, я тебе жизнью должна, а я… Так что, пожалуйста…

И вдруг взгляд Терминатора сверкнул, кулаки сжались. Ой.

— Ты ничего мне не должна! Запомни, Женя! — рыкнул Терминатор и, тронув за предплечья, тут же убрал руки, будто обжёгся. — Извини.

— Ладно, — опешила я, и наши зрачки встретились, зацепившись один за другой.

И я снова провалилась в пространство за его радужками, словно касание зрачков — это секретный код, открывающий портал в глубину, которую так просто и не заметишь. Как на батискафе вглубь шторма. Но я смутилась и вынырнула. Его лицо пылало румянцем, молодым, красивым, здоровым, словно своим извинением я сильнее обидела его, чем пощёчиной. Странный!

— Хорошо, — он кивнул. — Я пойду. Спокойной ночи.

И пошёл к лестнице наверх. Очень странный. Я ничего не поняла. Только что-то тяжёлое внутри распустилось, и стало легко. Я подхватила с тумбочки ключ, который нашла раньше и окликнула его:

— Серёжа!

Он обернулся, удивлённый. Я протянула находку на ладони:

— Это не ты потерял?

⁂

Терминатор

Я смотрел на её ладошку с ключом, в ясные большие глаза, и не знал, за что больше был благодарен: за находку или за то, что в её взгляде не было больше ни отвращения, ни ужаса. Две глыбы разом упали с плеч. Я медленно подошёл к ней, сдерживаясь, чтобы не подхватить на руки и не закружить. Взял аккуратно ключ от Крузера и заметил, стараясь быть скупым на эмоции:

— Ну вот, ты тоже меня спасла.

А она вдруг просияла, как не должна была, нежной, чистой улыбкой.

— И ты мне тоже ничего не должен! — и засмеялась.

Внутри так хорошо стало от её переливчатого смеха, что я тоже хмыкнул. Но рвущийся ответно смех всё же успел поймать и не выпустить.

— Спасибо, — сказал я, кашлянув.

— И тебе, — ответила она.

Я знал, что мне надо идти, и так уже задержался. Только она была настолько светлой и не такой, как всё, что окружало меня в последние годы, что ноги просто не шли никуда. И вспомнилась родительская квартира в Питере, в старом доме с пятиметровыми потолками, бабушкины кружева, шкатулки и украшения, которые я пытался превратить в сокровища и зарыть с пацанами под дубом в тайнике. Конфеты в буфете, белые ночи, музыка на виниловых пластинках, радио-постановки, библиотека деда, Эрмитаж и давно потерянное ощущение дома. Но я должен был уйти. Сделал шаг, а Снежинка вдруг спросила:

— На улице холодно?

— Да. Ветер.

— А можно с тобой выйти? Хоть минут на пять? Так хочется воздуха!

— Можно, только оденься теплее.

— Я мигом!

Она загорелась и бросилась натягивать на себя носки.

«Пять минут. Десять от силы», — сказал себе я.

Женя, как метеор, выскочила одетая и побежала вперед меня.

— Эй, ты куда? — усмехнулся я.

— Дышать! — радостно воскликнула она.

«Пятнадцать», — подумал я, отпирая входную дверь.

Ветер тут же отходил меня холодом по лицу, я поёжился. Женя вприпрыжку сбежала со ступенек, подпрыгнула на пятачке перед автомобилем, крутанулась на ножке и с восторгом задрала руки к ночному небу, на которое ветер уже успел нагнать тучи.

— Ура! Воздух! Свежий! — шёпотом прокричала она.

Тоже мне, конспираторша!

— Не кричи, у тебя горло болит, — пробурчал я.

— Уже нет!

Повернулась, увидела мостки к реке в гуще камышей. Бросилась туда, как весёлая болонка. Я за ней, надеясь что эта шапка с белым помпоном не загудит в чёрную воду.