их всех до единого, или ждать пока улицы станут похожи на мясной лабаз.

– Ох, не пугайте меня! – мать Васинцева замотала перед лицом обрывком салфетки, которым сметала крошки со стола, и ушла на кухню. Скоро оттуда послышался звон складываемой в раковину посуды.

   До начала дежурства Васинцеву оставалось еще три часа и потому, оказавшись вдвоем на улице, он пригласил Верезина составить ему компанию и посидеть за столиком переполненной клиентами площадки кафетерия, попросив официантку, проносившуюся мимо со скоростью пожарной машины, принести им два бокала холодного пива.

  Жар солнца, перегорев за день, шел на убыль. Народу на улицах заметно прибавилось, а толпы желающих добраться до дома на остановках закончивших свой рабочий день горожан, шевелясь и волнуясь в готовности растерзать подъезжающий автобус, способны были ввести в курс дела тех простаков, какие никогда не испытывали на собственной шкуре всех прелестей подобной штуки как «час пик».

– Хорошо.. – сказал Васинцев, когда стоящий перед его носом бокал на столике был выпит ровно на половину – Так хорошо, что все эти страшилки и неприятности кажутся какими-то далекими и нереальными.

  Верезин молчал, смакуя пиво и рассматривая лица пробегавших мимо людей – веселые, серьезные, глупые, с ярко выраженной струящейся из глаз мыслью или просто отрешенные, лица менялись перед ним, точно летя на спиралью раскручивающейся бесконечной карусели.

– Знаешь,.. – наконец сказал он, опустив глаза и нахмурив брови – в тот раз, на берегу… я здорово испугался.. Очень здорово..

  Верезин посмотрел как встретил его слова Васинцев, но тот и не думал быть серьезным.

– Ты думаешь я не испугался тогда? – ответил он вопросом – Да я, если хочешь знать, чуть не обделался!

  Верезин улыбнулся и Леня решил переменить тему, волновавшую их обоих, воспользовавшись паузой.

Он повернулся к официантке и двумя пальцами, указывавшими на маленькое облачко в кольце шелестящих тополей, попросил ее принести еще по бокалу.

  В пустынных и молчаливых залах книжного магазина, где за столиком продавщицами был устроен настоящий банкет – магазин вот-вот должен был закрыться – Маша выбрала показавшийся ей более всех других альбом с фотографиями роскошных пейзажей и подбором живописнейших видов, многие из которых она отлично знала сама и бывала там, но которые на страницах альбома, застыв глянцевым моментом снимка, выглядели иначе и угловато-знакомо приветствуя ее, представлялись в новом, странном и сказочном свете.

Расплатившись, Маша устроила альбом среди мелочей коричневой замшевой сумки и вышла на улицу. Прошагав пару кварталов, ловя ненароком притаенные голоса разговоров из окон домов и уст обходивших ее, пересекая мощенную плиткой площадку, попадавшихся на пути людей, она спустилась по ступенькам на зов игравшей музыки в уютный, с низким потолком погребок и присела за пустой угловой деревянный столик, попросив для себя бокал белого вина со льдом и вглядываясь в мертвые сахарные глаза чучела оленьей головы.

  В свете барной стойки нанизанные на металл спиц головою вниз фужеры играли чистотой и радужками тонкого стекла, а расплывавшаяся по залу музыка перешла с отрывистого, хрипотцою давящего пения к волнующему бархатному голосу саксофона и мысли в голове Маши, неспокойные и нескладные, завертелись с новой силой, не давая ей нисколько насладиться отдыхом, а все призывая и маня размышлять над тем какие странности происходят вокруг и до каких глубин еще готова усугубиться эта их странность.

  Маша друг вспомнила отца, вспомнила семью и все свои оставленные дела и привычки, поймав себя на мысли что все же немного тоскует по ним и что еле живой, слабый уголок печали в сердце, рисуя перед нею знакомые образы и воскрешая родные голоса, раскаляется и наливается алым жаром, лишь только стоит ей представить сейчас и побояться того расстояния в многие сотни километров, непроходимого, коварного и дикого, которое отделяет ее от родного дома.

  Похмурив брови от всех этих рассуждений и поболтав на дне бокала не растопленный теплотой ее ладоней лед, Маша оставила на столике деньги и вернулась по ступеням наверх, из склепного холода остужаемого кондиционером погребка к томному стоячему штилю узеньких ветхих улочек.

  Вернувшись к площади, она решила купить себе продававшееся там эскимо у мороженщицы и не спеша лакомясь им, прогуляться пешком до здания почтамта, заглядывая в витрины магазинов и считая от нечего делать попадающиеся направо и налево забегаловки и кафе, а добравшись туда, послать на имя отца и нескольких подруг подписанные ее собственной рукой открытки.

  Через минуту, сторонясь обваливающегося слоями карниза древнего и неухоженного дома, она оказалась как раз напротив полукруглой арки, выводившей в широкий земляной двор с убогими покосившимися нестройными мансардами, из-под чьих сводов до нее донеслись, заставив остановиться и посмотреть, нараставшие со стороны дворового центра, все более и более накаляясь, шум и голоса. Вот что там было:

  Несколько человек стариков и женщин заспешило к верещавшей благим матом пятилетней светлокудрой девчушке, которая, замерев на месте и уничтожив визгом дюжину витавших над ее головой мух, указывала двумя вытянутыми руками на приоткрытое вентиляционное оконце подвала.

  -Червяк!! – кричала девочка и ее ситцевое платье вздрагивало под ударом наливающихся новой силой легких – Червяк! Я его видела! Видела!!

– Где? Где ты видела червяка, малыш? – самая молодая из прибывшей на зов публики женщина с младенцем на руках утерла у девочки катившие по щекам слезы испуга и успокоив ее не без труда спасла от разгрома дребезжавшие в окнах под напором девичьего крика стекла – Где ты видела червяка, лапочка?

– Вон там! – девочка нагнулась всем телом, точно стараясь достать до спрятанной от нее конфеты, а выброшенный в сторону подвального окна пальчик резвостью своею смог бы проткнуть бетонную плотину – Он спрятался в подвале! Я видела, потому что он испугался и убежал туда!

– Тебе, должно быть, просто показалось. – мамаша с младенцем на плече провела рукой по ее соломенным витым кудрям и заглянула в щель приоткрытой закопченной пылью створки – Просто показалось, маленькая.

– Не может быть здесь червяка – поддержал ее слова подавшийся вперед низкорослый иссохшийся старик с квадратными часами на широком кожаном ремне и дымивший ядовитым серым облаком отвратительных сигарет – Все червяки за городом, а здесь, в центре, их и духу быть не может.. Все это выдумки. Дети способны на такое.

– Что же тогда она могла увидеть? – раздалось со