словно им и дела не было, на своем прежнем месте и высматривали сонными фарами лужи миража на пересечении трассы с линией бескрайнего неба в надежде, что может быть это действительно вода.

  Десятка три червей, виляя хвостами, показалось из рядов виноградного куста, заполонив своим количеством всю обочину отведенной под стоянку грузовиков автострады, так и не успев настигнуть едва не попавшую им в пасть по собственной глупости жертву, какой вполне, при удачном для тварей раскладе, могли оказаться Гуляев и отважно вступивший в бой с гадами солдатик. Покружив вокруг и под грузовиками, поднимая к солнцу плосконосые рыльца, черви попозировали, сами того не ведая, сделавшему несколько потрясающих кадров газетчику и потеряв след беглецов, поспешили вернуться в маскирующее их обильной зеленью поле.

  Едва только исчез в кустах последний синеватый обрубок хвоста,( у червей хвост не шел к сужению, в отличие от змей, а обрывался на толщине практически равной предголовью) Гуляев свалился на спину, не в силах более быть на ногах, свесив их с покатой крыши и, прижав руку с камерой ко вздрагивающему животу, разразился тотчас же страшным давящим смехом. Колени у него неудержимо дрожали, а засохшая кровь на щеке и под носом вовсе не красила физиономию.

  Ну и пусть себе, подумал Гуляев, пусть дрожат, самое главное что мы живы. Он открыл глаза, посмотрел на стоящего исполином солдата, который, казалось, подпирал не хуже атланта небеса и показал тому наславу поработавшую камеру.

– Как думаешь, сколько мне отвалит «Нэшнл джеографик» за такую фотосессию?

  Сержант пожал широченными плечами, едва не приподняв небесный свод вместе с белесой полоской пролетевшего самолета и так и не смог дать на вопрос какого-либо вразумительного ответа.

  В этот летний день заполненная приезжими Ялта и еще несколько прибрежных поселков в округе были взбудоражены сообщением о приблизительно скором введении на их территориях чрезвычайного положения.

  Толпы туристов атаковали вокзалы и аэропорт в надежде достать билет хотя бы в тамбур или багажное отделение, а размеренная тихая жизнь столицы полуострова превратилась в истинный кошмар.

  Прочитав расхватанную в считанные минуты газету, которая внесла свой скандальный вклад, вызвав эффект пожара в переполненном театре, во все то, что, не смотря на усилия служб и военных, напоминало Маше только панику и более ничего, она в сопровождении тетки предстала перед грузной отчаянной давкой внутри и снаружи стен железнодорожных касс предварительной продажи билетов. Любому рассудительному человеку, мало-мальски держащему себя в руках, хватило бы одного взгляда на этот Содом, чтобы понять призрачность всех своих надежд. Маша Корягина была рассудительной девочкой и повернув обратно, прекратив тем самым поток восклицаний, лившийся из груди полной женщины, заявила что не отказывается подождать, пока все это сумасшествие уляжется как шторм на море.

– И то правда –тетка приняла ее сторону лишь потому, что желала по доброте сердечной сохранить племяннице хорошее настроение – Подумать только! Начитались глупых газет и давай топтать друг дружку до полусмерти! Ведь где это видано, чтобы человек вел себя хуже дикой собаки? Стыд-то какой – устроили толчею.. А ведь еще туристы, культурные люди..

  В газете, которую тетка обозвала «глупой», действительно было чего пугаться. Ужасы, о которых говорилось в статье стилем сумбурным и нескладным, подкрепленные к тому же несколькими вполне натуралистичными фотоснимками, могли бы переплюнуть старания любого корпеющего над своим произведением фантаста. Двадцать три человека из очистительной бригады, судя по уверениям автора, никогда уже не вернутся домой, а останутся лежать хладными трупами в одном из пригородный, закрытых для работы полей! В статье говорилось о сотнях (сотнях!!) червей, окружающих постепенно кольцом город и грозящих организовать настоящую блокаду, свив из самих себя живую стену, и это было еще далеко не все о чем запомнила Маша из шумной газетной статьи.

  Верить ли словам, рассказанным журналистом, или относиться к ним скептически, положиться ли на собственные разум и предчувствие, или же отдаться во власть толпы, гудящей на привокзальной площади – вот лишь то, о чем размышляла теперь Маша и то, что охватило ее целиком сейчас и заполнило голову, а еще более сжало клещами чистое храброе сердце.

  Что предпринять? Как поступить ей после всего? Маша наверняка не знала ответа, но лишь известная давнишняя ее привычка полагаться целиком и полностью на себя одну охлаждала ее стремление броситься бежать без оглядки, схватить сумку и спасать скорее себя, а напротив, внушала ей быть с теми, с кем сможет она объединиться своей силой и имея родство кровное, соединить себя с близкими людьми еще и более крепким душевным родством.

  Раз я здесь, разрешила собственный спор Маша, значит целью моей должно стать то, чего сама всегда желала для себя и до сих пор желаю сильно – Маша решила быть вместе с семьей тетки и какие бы испытания и опасности не обрушились на ее родню теперь, плечом к плечу стоять возле, сказала она себе.

  Твердо ответив тетке «нет» на ее уговоры о целесообразности отъезда и предположения о переживаниях и взволнованности отца, Маша настояла на том что останетсяво что бы то ни стало и пока семья тети Нюры будет находиться в опасности и терпеть невзгоды, она переживет все это  с ними вместе до конца и уже тогда уедет только, когда все благополучно разрешится само собою, суматоха уляжется, а они еще посмеются над своими сегодняшними страхами и тревогами.

  Ждать у моря погоды занятие пустое и глупое, но разгонять тучи зонтом, объяснила свое решение Маша, дело не более достойное и правильное.

   На том и порешили.

  Немцам повезло. Отстояв километровую очередь, направо и налево раздавая мелкие взятки, они умудрились-таки заполучить два билета на московский рейс и остались в аэропорту с Верезиным-старшим ждать посадки, не рискуя уже возвращаться домой, хотя до того момента когда самолет разгонится по полосе и оторвет тяжелое брюхо от земли в запасе было несколько часов.

Митя  Верезин пожал руки гостям – костлявую и холодную у Хельмана и теплую широкую ладонь Эрне – и пожелав им благополучного перелета, услышал от Хельмана бессвязную фразу прощания о том, что все, вроде того, здесь тоже образуется и может быть,.. даст Бог,.. на будущий год… Ладно, свидимся.

Митя сказал отцу что будет скорее вечером и приказал не ждать себя к ужину и