Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Зачем? — рассеянно интересуюсь.
— Завтра слетаю в Дамаск, проставлю саудовскую визу.
Мансур наконец-то выпускает меня из объятий, и я устало сажусь на свою кровать. До этого момента все было слишком нереальным, теперь меня резко ставят перед фактом, что завтра жизнь изменится.
— Я не уверена, что хочу этого, Мансур, — тихо говорю я.
Мужчина присаживается передо мной на корточки. Берет мои руки в свои большие ладони. Это так странно, когда твой мысленный образ материализуется, и ты можешь к нему прикоснуться. Хотя Мансур не похож на моего умозрительного мага. Он еще красивее, поэтому реальным кажется еще меньше.
— Поздно сомневаться, Латифа. Ты должна во всем доверять своему мужчине, — Мансур целует мои руки и смотрит на меня снизу вверх. Тону в его глазах. В груди разливается озеро нежности. Мне хочется тонуть в нем и топить того, кто сидит напротив.
Долг перед Родиной, несомненно, летит в топку.
Брат. Я буду скучать. Но объективно, я ему в последнее время только мешала. Маша ему важнее, чем родная сестра. Макеев за ним присмотрит. С братом все будет хорошо.
Блестящие изумруды гипнотизируют и погружают в патоку. Как я смогу теперь без них жить?
Высвобождаю руки, лезу в сумочку и достаю оттуда загранпаспорт. Совершенно безумный поступок. Что я буду делать, если Мансур пропадет вместе с документом?
— Спасибо, Латифа, — снова целует руки, — завтра утром я улетаю в Дамаск. После обеда будь готова, я тебя увезу.
Направляется в сторону террасы. Выскакиваю за ним. Встает на перила ограждения и перебирается через перегородку между номерами. С тревогой наблюдаю за этим трюком. Облегченно выдыхаю, когда слышу, как он спрыгивает на свой балкон.
Глава 25. День икс
Финальная стадия переговоров. Вывожу стенографические закорючки в блокноте и кошусь в окно. Яркое солнце бьет сквозь прорези листьев финиковых пальм. Наши сегодня организуют выезд на пляж куда-то севернее Латакии. Очень хочется присоединиться, но у меня другие планы. Я уже отказалась от досуга, сославшись на женское недомогание.
Даже не могу представить свою новую жизнь. У нас с Мансуром не было времени, чтобы просто поговорить нормально. Теперь немного мандражирую. Как это все будет, что я буду делать? О Ближнем Востоке у меня представления крайне поверхностные. Арабисты главным образом запугивали. Предупреждали, что одной женщине передвигаться небезопасно, потому что могут украсть.
И вот меня крадут, а я не возражаю против этого. Какой-то сюрреализм. Давлю внезапный смешок кулаком и делаю вид, что кашляю.
Чем вообще занимаются шейхи? А что делают их жены? Какая-то бездна вопросов, на которые нет ответов. Главное, что из делегации уже ни у кого не выяснишь. Иначе подозрения на мой счет только усилятся.
К сиесте возвращаемся в гостиницу. Тамара собирается на пляж, а я пишу письма брату, Макееву и Тамаре. Почему-то не сомневаюсь, что Петя за меня порадуется. Ему заграничная жизнь рисуется в радужном свете.
Перед генералом очень стыдно. Получается, что я его обманула, но это не так. В момент разговора я сама верила в то, что поставлена жирная точка. Хотя там и точку ставить было негде. У нас все отношения — неприличный эпизод в лифте. Тем не менее все-равно стыдно. Хотя бы за то, что не оправдала ожиданий.
Складываю письма конвертиками и подписываю их адресатами. Письмо Тамаре для отвода глаз. Чтобы к ней не было претензий от КГБ.
— Я оставлю здесь на кровати, — инструктирую Тамару, — а ты потом найдешь. И передай, пожалуйста, джинсы брату, адрес я оставила в заднем кармане.
— Лена, ты все правильно делаешь, — с энтузиазмом заверяет товарка, — я бы сама побежала не думая, если бы он позвал меня.
Тамара тяжело вздыхает, а я на миг закатываю глаза. Может я и мелкая собственница, но мне не нравится, когда пускают слюни на моего мужа.
Забрасываю в дорожную сумку свои немногочисленные вещи, открываю томик Ремарка и вхожу в режим ожидания.
Погружаюсь в перипетии трех товарищей и не замечаю, как исчезает Тамара. Возвращаюсь в реальность только в момент, когда Мансур кладет руку на мое плечо.
Поднимаю глаза на мужчину и чувствую, как трепещет каждая клеточка тела. Тянет за руку, прижимает к себе. Легкий поцелуй, который неконтролируемо перерастает в глубокий.
— Рядом с тобой теряю голову, — шепчет Мансур и решительно отодвигается, — нам нужно идти. В коридоре пасет ваш спецслужбист. Тебе придется перелезть в мой номер.
— Зачем? — непонимающе хлопаю глазами.
— У нас мало времени. Сама все поймешь.
Мансур решительно тянет меня на террасу.
— Я тебя буду держать, ты не упадешь, — объясняет мужчина, — с той стороны поможет Медина.
Подхожу к перилам и разуваюсь. Возникает неуместная мысль, что каждый сможет заглянуть мне под юбку, когда я на них встану. Смотрю вниз. Пальмы скрывают народ внизу. Надеюсь, нас тоже не видно.
Мансур помогает мне забраться на перила. Он держит меня за талию, и я стараюсь не паниковать. Обхватываю рукой узкую перегородку, хватаюсь за железную опору с той стороны. Переставляю одну ногу. На втором балконе мельтешит девица в достаточно открытом платье, но ничем не помогает. Аккуратно переставляю вторую ногу и спрыгиваю на балкон.
— Все нормально? — слышится голос Мансура.
— Да, — немного истерично сообщаю я.
Появляется его рука. Передает мне босоножки, следом сумку. Дрожащими руками принимаю и то, и другое. Сама до конца еще не верю, что проделала этот номер. Бросаю последний раз вниз и прохожу в номер.
Бросаю взгляд на большую двуспальную кровать. Мансур жил тут с этой женщиной? В груди копошатся неприятные червячки. На покрывале лежит черное одеяние. Медина показывает на него рукой и что-то говорит по-арабски.
— Я не понимаю, — отвечаю по-английски.
— Я помогу это надеть, — по-французски отвечает девушка.
Неприятно передергивает. А если я буду женой шейха, я должна буду постоянно это носить?
— Как нужно не уважать женщин, чтобы заставлять носить подобное, — бурчу я по-французски.
— Исламское одеяние появилось в Неджде в глубинах времен, — журчит голосом Медина, — это пустынная местность. В том регионе это очень практичная одежда, которая защищает тело от песка, пыли и солнца. Первоначальная цель была именно такая — скрыть женщину от стихии, а не от мужских глаз.
— Одевай, Латифа! — с напором