же нежная, как и лепестки на ее ложе. Латифа.

Сгребаю в объятия мою женщину и водружаю ее на кровать. Отхожу и жадно пожираю глазами. Вспыхивает под моим страждущим взглядом. Но сегодня я не намерен щадить ее стыдливость. Бесстыдно рассматриваю каждую линию тела. За прошедшие годы Латифа оформилась и созрела. Бедра стали пышнее. Грудь потяжелела.

Ее европейское имя Елена. Воистину, оно ей подходит. Если бы я был Парисом, сделал бы тот же самый выбор. Прекраснейшая. Без сомнений.

Беру со столика розу на длинном стебле. Медленно ласкаю плотным бутоном белую кожу. Выписываю арабскую вязь по чувствительным точкам. Дразню складки в развилке ног. Латифе нравится моя ласка. Призывно шире разводит бедра. Выгибается, как довольная кошка. Соблазнительно прикусывает нижнюю губу.

Вижу, как блестит влага у ее входа, и издаю болезненный рык. Чувствую острую потребность наконец-то взять свое. Страсть горит огнём в моих чреслах, но я сам себя охлаждаю. Держу в руках из последних сил. Боюсь напугать своей жаждой.

Неспешно скидываю с головы игаль, гутру и куфию.

Латифа своими голубыми безднами наблюдает за каждым моим движением. Это волнует и будоражит кровь.

Медленно через голову стягиваю тобу. Расстегиваю пуговицы рубашки. Жена сквозь опущенные ресницы рассматривает мою обнаженную грудь. Усмехаюсь, легким движением руки скидываю визар и поглаживаю напряженный член. Упиваюсь растерянностью в глазах моей девственницы. Позже ты его не только потрогаешь, но и попробуешь на вкус, моя луна.

— Твои глаза подобны небу за иллюминатором, жена моя, — хриплю сиплым от перевозбуждения голосом.

Опускаюсь на ложе рядом с Латифой. Она тянется ко мне всем телом, но я удерживаю ее на месте. Нависаю над ее лицом, тону в небесной синеве с бездонными колодцами зрачков.

Слегка прикусываю нижнюю губу. Впиваюсь в рот и забываюсь. Зависаю в безвременном пространстве.

Страсть всасывает меня в черную воронку. Порывисто впечатываю в себя женское тело. Мну и терзаю нежную кожу. Кусаю, целую и снова кусаю. Но Латифа не пугается моего зверя. Обвивает мой торс и обнимает своими длинными ногами. Мечется подо мной и горит от страсти.

— Мансур, — шепчет в горячке, — это же был ты?

Мгновенно понимаю, о чем она спрашивает, и закипаю от ярости. Ревную Латифу к самому себе. Схожу с ума от того, что это мог быть не я, а кто-нибудь другой. От того, что у нее уже было прошлое с мужчиной. Пусть это и был я сам.

Моя порочная роза.

Оставляю вопрос без ответа и раздвигаю ей ноги шире. Без предупреждения медленно погружаюсь в лоно. Латифа вскрикивает. На миг останавливаюсь.

— Потерпи, луна моя! — хриплю ей в рот и заполняю полностью.

Закрываю глаза и глубоко дышу. Кажется, сейчас потеряю сознание. Издаю низкий рык и начинаю двигаться. Мой "Гольфстрим" сейчас разрезает пространство, а я просто вспахиваю свою ниву, как завещал пророк. Сливаюсь с Латифой в единое целое. Моя роза, моя пашня. Моя жена, подаренная мне Аллахом.

Елена

На высоте в десятки тысяч километров я наконец-то не ощущаю себя больше одинокой. Я чувствую приятную тяжесть мужского тела и саднящую боль внутри себя. Бывает такая боль, которая заставляет чувствовать счастье. И я купаюсь в этой болезненной эйфории, как в горном чистом озере.

Боль притупляется, возвращается возбуждение, и я постанываю от каждого требовательного толчка. Мансур не ответил, но я знаю, что это был он. Я узнаю из миллионов этот напор и уверенность в своем праве. Он знает, что я принадлежу ему.

Я знаю, нас соединили на небесах когда-то давно, до начала времен. Когда не существовало ни земли, ни неба, свет еще не отделили от тьмы, и не было даже слова. Уже тогда мы были предназначены друг для друга. Наши души просто ждали своего часа. Теперь мы наконец-то встретились, и это уже навечно. Даже после смерти мы не расстанемся. Соединимся намертво, прилипнем друг к другу. Даже злые демоны в преисподней не смогли бы нас разлучить.

Изнываю от томления, напряжение нарастает. Моё тело срастается с другим. Мы несемся на скорости в сотни километров. Я жажду взорваться и разлететься на осколки. Обвиваю Мансура всеми своими конечностями и чутко встречаю каждый его толчок.

Самолет попадает в воздушную яму. Тот самый редкий момент невесомости. Он падает в бездну, а мы взлетаем. Одновременно, ошеломительно. Не сдерживаюсь и кричу.

____

Прим. Абайя — арабское женское платье с рукавами

Гутра — белый или клетчатый платок, который носят на голове аравийские мужчины.

Игаль — кольцо, которое придерживает гутру на голове.

Куфия — маленькая белая шапочка, которую надевают под гутру.

Тоба — рубаха в пол с длинным рукавом

Визар — кусок ткани, который оборачивают вокруг бедер аравийские мужчины

Глава 25.3. Неловкость

— Мансур!

— Да, Латифа!

— Почему ты женился на мне? Мы же не знаем друг друга.

— Я тебя видел, это уже много. У нас договорные браки. Зачастую жених впервые видит невесту после свадьбы.

— А как же общность интересов и любовь?

— На любви брак не строится. Жену нужно уважать. Это достаточно для того, чтобы разделить жизнь. И какие общие интересы могут быть у мужчины и женщины до брака? Мы с тобой зажигаем кровь друг друга. Это уже немало.

Замолкаю и чувствую себя неуютно. Можно ли считать признанием в любви констатацию, что мы зажигаем кровь друг друга? До этого разговора его признанием я считала желание жениться на мне. А оно вообще ничего не значит. Странные восточные мужчины.

Тут же вспоминаю Николая, который тоже хотел жениться с ещё более странным объяснением. Насколько понимаю, ему была нужна удобная незаметная верная жена. О любви, вероятно, речи тоже не шло. Получается, не только восточные мужчины странные.

Робко провожу ладонью по рельефной груди мужчины. Как только близость закончилась, вернулась какая-то неловкость. Чувствую себя скованно. Не хочу, чтобы так было. Мансур перехватывает мою руку и целует.

— Не распаляй меня, луна моя! Нам не хватит времени. Продолжим на земле. С твоим паспортом выехать в свадебное путешествие у нас не получится. Медовую неделю проведём дома.

— Почему неделю? У нас говорят "медовый месяц".

Быстрый косой взгляд.

— Давай вставать, Латифа. Твои новые вещи здесь, — показывает пальцем на стопку, лежащую на кресле.

— Почему ты называешь меня Латифой? Меня зовут Елена.

— Латифа — твоё исламское имя.

— Я не мусульманка.

— Твои дети будут мусульманами. Думаю, ты захочешь