быть ближе к своим детям и примешь истинную веру.

— Я не нуждаюсь ни в какой вере.

— В вашей стране идёт борьба против бога. СССР — царство иблиса.

— Я ни с кем не борюсь, просто не нуждаюсь. Я уважаю веру других людей.

— Ты просто почитаешь Коран и сама все решишь. Насильно тебя никто не будет заставлять верить. Хватит спорить, Латифа! Не хочу портить этот день. За той дверью душ, — Мансур указывает подбородком в угол салона.

Беру стопку вещей и иду в душевую. После недавней эйфории накрывает волной неудовлетворенности. Всё идёт не так, как я представляла в своих мечтах. Романтика вроде бы присутствует, но холодные приказные нотки в голосе Мансура пугают меня.

Беру мочалку и начинаю счищать с тела налипшие лепестки роз. Напор воды не очень хороший, поэтому голову не мою и быстро заканчиваю с водными процедурами.

Нахожу в стопке нижнее белье и замираю в восхищении. Белое кружево приятно ложится на кожу. Ныряю в чёрное шёлковое платье и жизнь сразу играет новыми красками. Подхватываю на руки исламское облачение и выпархиваю из душа.

Сразу ловлю заинтересованный взгляд. Кидаю на кресло чёрный балахон. Умеренно покачивая бёдрами, как модели на показах, прохожу мимо Мансура и кручусь вполоборота.

Мужчина подскакивает с места и сгребает меня в объятия. Жадно мнет ладонями ягодицы.

— Я же просил не распалять меня, женщина!

— Тебе нравится? — уточняю игриво.

— Ты очень красивая, Латифа, — накрывает губы страстным поцелуем, потом отстраняет и добавляет строго, — возвращайся в основной салон, я после душа присоединюсь к тебе, скоро начнём снижаться.

Глава 26. Эксплуатация

Елена

Прибываем на место уже на закате. Я выхожу из большого автомобиля, чем-то похожего на нашу «Ниву» и застываю с открытым ртом.

— Это наш дом? — на всякий пожарный уточняю у Мансура.

— Это твой дом. Ты здесь хозяйка, — улыбаясь уточняет мужчина.

Я смотрю на дворец из восточной сказки и не верю своим глазам. Тонкие колоны, арки, какая-то замысловатая резьба. Это не дом, а мираж прямо из сказок Шахерезады. Сейчас моргну, и все испарится.

Мансур берет меня за локоть и уверенно ведет к арочному входу. В холле дворца ожидают четыре женщины. Подозреваю, что родственницы мужа. Он начинает разговор с первой женщиной на арабском, а я жду, когда нас познакомят.

— Латифа! — обращается ко мне Мансур. — Познакомься, это Шакира. Она экономка этого дома. По всем вопросам ты можешь обращаться к ней. Она давно занимается этим домом и зарекомендовала себя с хорошей стороны. Остальной персонал на испытательном сроке. Сама решишь оставить или уволить.

— В смысле уволить? — впадаю я в шок.

— Это твои служанки. Они наняты через агентство. Если тебя не устроят, можешь их сменить. Все говорят по-английски.

Служанки? Бред какой-то и средневековье. Самодурство и эксплуатация трудящихся.

— Мне не нужен никакой персонал, — складываю руки на груди и негодую.

— Латифа, ты сама будешь поддерживать порядок в доме? — мягко спрашивает у меня Мансур.

Вспоминаю внешний вид этой махины и тут же теряю свою решимость. Мужчина смотрит на меня и усмехается, снова поворачивается к экономке.

— Шакира, можно накрывать ужин, я пока покажу госпоже дом.

Мы заходим в гигантскую комнату, по периметру и в центре обставленную диванами. Мансур говорит, что это главная гостиная. И здесь желательно всегда носить никаб. Мы выходим во внутренний дворик с небольшим садом и фонтаном посередине.

— Сюда нужно поставить диваны. Я попозже их закажу.

— Мансур, это просто волшебно, — завороженно шепчу и обнимаю его за шею, — я могу уже снять этот мешок?

Раздраженно дергаю намордник, который мешает поцеловать мужа.

— В доме нет мужчин, можешь снять, — великодушно разрешает муж и сам стягивает с меня удавку.

— Господин, ужин готов, — окликает нас Шакира.

— Женскую половину посмотришь позже, — Мансур ведет меня в столовую.

За ужином нам прислуживает одна из девушек. И это ужасно меня напрягает. Никогда не думала, что стану эксплуататоршей. Сижу и закипаю, как чайник со свистком. Еще немного и пойдет пар. Мой гнев не успевает обратиться в свист, потому что Мансура просят к телефону.

— Я отлучусь ненадолго, моя луна! После ужина тебе помогут подготовиться к нашей брачной ночи.

Ужасно радуюсь, что муж уходит. Даже забываю спросить, куда он идет в ночи. Тотчас же отказываюсь от услуг девушки и наконец-то спокойно наслаждаюсь ужином.

Глава 27. Хамам

После ужина Шакира напоминает, что господин приказал подготовить госпожу к ночи. Она проводит меня в подвал и объясняет, что прямо в доме расположена местная баня, которая называется «хамам».

В предбаннике мне предлагают раздеться, и я смущенно выполняю просьбу. Заходят девушки и сообщают, что помогут подготовить мое тело. Пытаюсь протестовать, что не так-то легко делать в нагом виде. Мгновенно материализовавшаяся Шакира отклоняет мои возражения, сообщая, что хозяин всех уволит, если мы проигнорируем его приказ.

Смиряюсь, позволяю девушкам проводить меня в парилку, посреди которой расположено ложе. Оно облицовано такой же красивой плиткой с арабскими узорами, которой отделаны стены помещения.

Я ложусь на это возвышение и расслабляюсь, окутанная теплым паром. Девушки в четыре руки разминают мое тело. Мне так хорошо и спокойно, что я больше не пытаюсь протестовать. Просто интересуюсь, как зовут моих помощниц.

Первая Маниша приехала из Индии, вторая Кристина родилась на Филиппинах. Объясняют, что в своих странах не смогли бы зарабатывать столько же, сколько в Саудовской Аравии.

Закрываю глаза и отпускаю ситуацию. Кажется, я уже ничего не понимаю. Самостоятельно покинуть страну, чтобы подвергнуться на чужбине эксплуатации? Внезапно чувствую острую тоску по покинутой социалистической родине.

Вскоре меня ведут в другое небольшое помещение. Здесь расположена кушетка и приглушен свет. Девушки растирают меня жесткими перчатками, когда снова появляется Шакира. Она объявляет, что сейчас мне проведут церемонию удаления волос на теле, которую местные называют «халава». Ставит на столик тазик с какой-то приятнопахнущей смесью. Объясняет, что в нее входит сахар, розовая вода и лимонный сок.

Меня покрывают этим составом. Когда он застывает, начинают отдирать. Никто не предупредил, что будет так больно.