Зато мама Эмми – сущий кошмар.

Эмми

Считается, что во всем виновата мать.

Но если разбираться досконально, винить нужно моего отца. Именно благодаря ему притворство и искажение правды стали неотъемлемой частью нашей жизни. Он возвел ложь в ранг искусства, скрывая многочисленные любовные похождения с изяществом, достойным восхищения. Он был умным, веселым и обаятельным. Я стремилась во всем подражать ему, поэтому хранила его тайны и повторяла его ложь.

Лгал ли он, когда клялся быть с мамой в богатстве и бедности, в горе и в радости, пока смерть не разлучит их? Думаю, он так не считал. Мой отец всегда говорил то, что от него хотели услышать. Пусть лучше тебя полюбят за ложь, чем возненавидят за правду, – вот его девиз. Он был настоящим хамелеоном: обманывал, изворачивался до последнего, притворялся кем угодно, только не хорошим отцом и мужем.

Когда мама заподозрила, что он спит с секретаршей, ему удалось убедить ее, будто ей показалось. Я знала – это ложь, потому что в субботу утром папа вызвался погулять со мной, а сам тайком взял меня в магазин и купил сексуальное нижнее белье и духи, расплатившись за мое молчание куклой Барби и пакетом мармелада. Когда мама обвинила его в интрижке с ее подругой, потерявшей мужа, он наплел, что всего лишь подставил безутешной вдове дружеское плечо. Я же поздно вечером подслушала их телефонный разговор: папа тяжело дышал, и это внушало сильные подозрения, что тут замешаны иные части тела.

В общем, не стоит упрекать Джинни за любовь к выпивке. Возможно, если б она вышла за врача или учителя или использовала юридическое образование и блестящий, но прискорбно недооцененный интеллект не только для участия в бракоразводном процессе, из нее получилась бы хорошая мать. Однако, когда столь красивая женщина выходит за банкира, столь богатого и самонадеянного, как мой отец, она, по сути дела, заключает контракт. Возможно, на ее месте вы тоже променяли бы настоящую жизнь – когда муж желает вам счастья и вы имеете право пожаловаться, если что-то не нравится – на богатство: машины, наряды, путешествия. Думаю, мама сознательно пошла на сделку, понимая, что теперь ее работа – ставить бесконечный спектакль, где все мы играем роль идеального семейства, и она не может себе позволить сбросить маску, даже передо мной.

Я наблюдала, как ведут себя матери моих подруг, заносила в память объятия, поцелуи, разговоры за ужином у Полли. Не то чтобы я ревновала – просто мне было интересно. Я запоминала лучшие моменты и мысленно вылепила этакую маму-Франкенштейна, которая водит меня на балет и на уроки фортепиано, не возражает, что я с немытыми руками бросаюсь к ней обниматься, каждый вечер проводит дома, подтыкает мне одеяло на ночь и целует в лоб.

Когда отец ушел к молоденькой фотомодели, мама не смогла никому признаться, даже мне, что наша прежняя жизнь окончена. Мы просто переехали и начали все сначала. Наверное, деньги помогли уменьшить боль. Возможно, без папы мама стала счастливее. Стал ли он счастливее без нее? Понятия не имею. Я больше его не видела.

– И что вы чувствуете? – спрашивает доктор Фэйрс.

– Ничего, – небрежно отвечаю я. – С тех пор прошло двадцать пять лет. У моего отца наверняка все в порядке. По маминым словам, в целом ее жизнь была не так уж плоха.

– Вы можете назвать свою прежнюю семью счастливой? Сейчас у вас счастливая семья?

– Да, разумеется, – без колебаний говорю я. – Конечно, неприятно, когда твой дом взламывают и кто-то роется в твоих вещах, но у нас есть страховка. Такое с каждым может случиться. Просто несколько дней чувствуешь себя тревожно, потому что осознаешь, насколько хрупок твой уютный мирок. Слава богу, никого из нас не было дома, когда это произошло.

Доктор Фэйрс выражает сочувствие, хотя по ее тону ясно: она заметила, что я ушла от ответа.

– Мы поговорим об этом более подробно на следующем сеансе. Если не возражаете, я хотела бы вернуться к теме.

– Ладно.

– Позвольте, я перефразирую: повлияло ли воспитание на ваше отношение к семье?

– Я вообще не хотела заводить семью, – спокойно отвечаю я.

Никогда, никогда, никогда. В детстве я мечтала о пони, потом собиралась стать балериной, даже какое-то время была готом, но мне никогда не хотелось детей.

– А ваш муж?

– Первые пять лет совместной жизни Дэн репетировал роль отца, – смеюсь я.

Воистину так.

Сначала это выглядело трогательно. Стоило нам оказаться среди детей, Дэн устраивал грандиозное шоу, чтобы продемонстрировать, как здорово он с ними ладит. Если мы попадали на свадьбу и там присутствовали дети, не успевала я взять бокал игристого, а он уже принимался катать их на спине. Дэн постоянно предлагал людям подержать их младенцев, если им нужно отойти в туалет, заговаривал в супермаркетах с мамочками, интересовался, сколько месяцев их малышам. Пару раз я ловила его на фразе: «У нас пока нет детей».

Естественно, он не имел ни малейшего представления, каково это – быть отцом, и ничего не ведал о гнетущем ощущении невозвратимости: даже когда дети наконец начнут спать по ночам, ты уже не сможешь спокойно уснуть из-за тягостного осознания, что твоя жизнь больше тебе не принадлежит.

Помню, когда Коко была совсем маленькой, Дэн вечерами сидел на кухне – он целый день писал, а я бродила с коляской по парку или изнывала от скуки во время детского массажа – и непрерывно разглядывал ее фотографии, пока я готовила ужин. «Вот она рыгнула. А вот, кажется, улыбнулась. Посмотри, какой наряд я ей купил, она настоящий пингвиненок!..» Дэн не мог поверить, что мы с ним создали маленького человечка. Потом, конечно, мы ложились спать: он безмятежно дрых до рассвета, а я просыпалась первый раз, среди ночи, – покормить грудью, и второй раз, ближе к утру, – сменить подгузник.

Разве удивительно, что я откладывала материнство? Когда я училась в школе, мама прочитала мне целую лекцию о том, как легко залететь и тем самым разрушить свою жизнь. А еще она заявила, что не будет помогать, если я по глупости заделаю младенца с этим убогим бездарем, с которым сейчас встречаюсь. В первый раз я занималась сексом в университете: мы использовали презерватив, диафрагму и щедрое количество спермицидного геля. Дэна забавляла моя маниакальная боязнь забеременеть; он часто шутил на эту тему. В первые месяцы безудержной страсти, каждый раз перед тем, как войти в меня, он интересовался, приняла ли я противозачаточную таблетку. Я неизменно отвечала «да».

Незадолго до свадьбы я прекратила пить таблетки – по-видимому, они стали причиной нескольких лишних фунтов, которые мне никак не удавалось сбросить, – и Дэн предложил «воспользоваться случаем». Я была слегка навеселе и согласилась. Каждый раз, когда мы уезжали на выходные, он якобы мельком отпускал замечания вроде: «Вот будет у нас ребенок, повезем его на море» или предавался воспоминаниям о своем счастливом детстве. А потом, когда мы возвращались в отель, выяснялось, что он забыл купить презервативы.

Наконец в один прекрасный день это произошло.