пляжа, удаляясь от костра, и у самого берега остановилась, чтобы понаблюдать за маленьким чудом на небе. У воды было еще свежее, и я обхватила плечи руками.

– Правда, красиво? – Джек возник передо мной так беззвучно, что я вздрогнула и очень неизящно вскрикнула.

– Боже! Как напугал!

– Извини. – Он виновато улыбнулся, отчего на подбородке появилась ямочка, и протянул мне неоткупоренную бутылку. – Черри-кола?

Я взяла бутылку и открыла ее, старательно избегая откровенно смотреть на Джека. Отпила глоток, чтобы скрыть нервозность и попытаться отыскать в совершенно пустой голове новую тему для разговора.

– В Торонто звезды почти не видны. Во всяком случае не как здесь. Так много огоньков. – Я указала на небо. И в следующий момент внутренне прокляла себя. Почему надо было обязательно снова затрагивать тему, которая с самого начала встала между нами? Почему опять попрекаю Джека, что он не живет в столице? Ведь хотела же убедить его, что я совсем другая…

Я ожидала какой-нибудь циничной реплики, однако Джек молчал и лишь задумчиво морщил лоб.

– Должно быть, это… печально, – произнес он серьезно и без намека на цинизм. – Жить и не видеть звезд.

Услышанное тронуло меня сильнее, чем хотелось признаваться. Непохоже, что он собирался меня задеть. Совершенно безобидная реплика. Однако в ней заключалось столько правды, что я содрогнулась. До сегодняшнего дня мне действительно и в голову не приходило, насколько это печально. Сейчас я наслаждалась, глядя на небо, – по сути, все остальное здесь для меня тоже равнялось маленькому чуду! А Джек, наоборот, вырос, видя высоко над собой потрясающее небо! Он мог наблюдать его практически каждую ночь!

Я почувствовала некоторую зависть. И кое-что еще. Приятное покалывание в животе вернулось. Мне казалось, я стала невесомой. Что я воспарила над землей и поднимаюсь к звездам. Может быть, это потому, что Джек стоял рядом? Я ощущала тепло его тела, вдыхала первозданный запах загорелой кожи, соленой воды, древесного дыма и неназойливого аромата лосьона после бритья. Светлые волосы Джека при слабом свете далекого костра и звезд казались темнее. Море в его глазах манило меня, призывало нырнуть на глубину и разведать скрытые под водой тайны. Много тайн.

– А где ты оставил Реджи? – спросила я, чтобы оживить атмосферу.

Уголки губ Джека приподнялись в улыбке. Эта тема его однозначно обрадовала. И возможно, позволила мне хоть на щелочку приоткрыть скорлупу, в которую он заключил себя.

– Перед началом вечеринки завез к родителям. На пляже пес ведет себя слишком активно и громко, а в темноте среди толпы трудно постоянно держать его в поле зрения. К тому же я действительно побаиваюсь, как бы с ним чего не случилось.

На последней фразе голос изменился, что возбудило мое любопытство. Джек говорил серьезно, будто раньше уже происходило подобное.

– У тебя до Реджи уже была собака?

Взгляд Джека омрачился; словно с моря надвинулись грозовые тучи. Глаза потемнели и затуманились.

– У моих родителей была. Либби. Мы выросли с ней – я и обе сестры. Когда Либби умерла, все очень горевали. После этого родители больше не захотели заводить собаку. Я приобрел Реджи для себя.

– Как жаль. – С радостью положила бы ему руку на плечо, чтобы утешить, однако все же удержалась. Меня настолько поразили внезапная словоохотливость Джека и готовность поговорить со мной о личном, что я побоялась его спугнуть.

– Ты всегда жил в Сент-Эндрюсе? – осторожно прозондировала я почву.

– Да, всю жизнь, – кивнул он. – Наш дом недалеко отсюда. – Он показал куда-то влево, где за пламенем костра ничего не различалось, кроме темноты.

– Значит, ты до сих пор живешь с родителями?

– И да, и нет. Я работаю в резиденции Ван Хорна; это некоммерческая организация, которая обслуживает Министерс-айленд и заботится о сохранении Ковенховена, дома, где раньше жил владелец острова. Попасть на остров и уехать с него можно только во время отлива, и потому я обычно остаюсь на ночь. У меня там маленький домик.

Я вспомнила, что Дженет рекламировала остров как одну из лучших достопримечательностей в округе.

– Получается, ты типа домоправитель?

Джек тихо засмеялся и почесал в затылке; и без того взъерошенные волосы теперь торчали в разные стороны.

– Наверное, что-то вроде того. Я обслуживаю территорию и постройки, поддерживаю их в порядке, а еще сопровождаю экскурсантов и занимаюсь с трудными детьми и подростками – обучаю их скаутским премудростям.

– Итак, домоправитель, экскурсовод и социальный работник в одном лице?

– Ага.

Я невольно задалась вопросом – а учился ли Джек в колледже? И выезжал ли вообще за пределы этого сонного курортного городка? Он не показался мне наивным или ограниченным. Скорее наоборот – он довольно самодостаточен и внутренне независим. Немногие люди способны назвать себя «домоправителем». Он же заявляет это почти с гордостью.

– А ты? – неожиданно спросил Джек. – Ты студентка?

– Недавно закончила учебу. Вау! – Я вскинула кулак в воздух. – Бакалавр по истории. Еще изучала лингвистику как дополнительную специальность.

– Какие языки?

– Французский и языки коренных народов.

– Интересное сочетание.

– Меня всегда тянуло к началам. С самого детства отыскивала первопричины, хотела знать, откуда что берется. Будь то история моих предков или происхождение языка. Корни – это очень важно. Изучая корни, можно многое понять в себе.

Джек едва заметно сдвинул брови. Вероятно, сопоставил мои слова с нашей субботней беседой. Он бегло окинул взглядом мою кожу, которая была на несколько тонов темнее, чем у других, черные пряди волос, серые глаза.

– Языки коренных народов, – повторил он. – Значит, ты…

– Ну… да… – смущенно кашлянула я. – Честно говоря, сама не знаю, кто я. Мои корни… частично отсутствуют.

Вернее, часть меня самой.

– Что ты имеешь в виду?

Я помедлила. Как всегда, стоило затронуть эту тему, и желудок завязывался в узел. На миг закрыла глаза, ощутила на лице ночной ветерок и попыталась стряхнуть неловкость. Затем открыла глаза, и внезапно слова полились из меня фонтаном.

– Женщина, которую я искала в Сент-Эндрюсе и о которой тебе рассказывала в субботу… она моя мама. – Горло сдавило – пришлось сглотнуть. – Она ушла от отца и от меня, когда мне было четыре года. По сути, я ее совсем не знаю и практически не помню. Не осталось ни одежды, ни единой вещицы… – Рука невольно потянулась к карману куртки, где лежал кошелек с фотографией. – Отец о ней не говорит. Он раздал все, что напоминало о маме. С родственниками с другой стороны я никогда не встречалась. Потому решила на свой страх и риск отправиться на поиски. – Я уклонялась от взгляда Джека и напряженно смотрела на озаренные лунным светом волны. – Отец так и не простил ее.

Джек молчал и вместе со мной созерцал море. Я была благодарна за то, что он не торопил меня, не перебивал и позволил вести рассказ в своем темпе.

– От родителей отца я узнала всего лишь ее девичью фамилию и несколько забавных историй. Поиски в Интернете привели в Сент-Эндрюс. Решила, что напала на след. Ребенком часто представляла – вот отправлюсь на поиски мамы и найду ее. Однако… – Я запнулась. Глаза предательски щипало. – Однако теперь, кажется, поняла, что лишь разбередила старые раны.

Я вытерла глаза и откашлялась. А когда опустила руку, тыльной стороны ладони коснулись пальцы Джека. Ошеломленно повернулась к нему. Он тепло улыбнулся, подбодряя меня. Поскольку я не отдернула руку, он осторожно взял ее в свою и крепко сжал. Это дало мне силы продолжить.

– Иногда представляю себе, что она где-то обрела новую, лучшую жизнь. Тогда радуюсь за маму. И не хочу разрушать ее счастье.

Я произнесла эти слова и растерянно заморгала. Еще ни разу в жизни не доверяла подобные мысли посторонним. Даже Рейчел. Меня поразило, как легко они вырвались наружу в присутствии Джека. Хотя я и чувствовала потребность поведать ему о себе больше, однако уж точно не думала выкладывать самую сокровенную тайну.

Я со страхом покосилась на Джека, ожидая шуток или насмешек. А может, моя печальная история его напугала? Однако он не отвел взгляда. В глазах – ни намека на обычное сочувствие, которое можно угадать по мимике лица; так вели себя многие, когда слышали, что я выросла без матери. Или что происхожу из коренных народов. Но в глазах Джека я видела лишь искренний интерес и ничего другого. Холодный огонь. Возможно, инстинкт самосохранения? Злость на мою мать за то,