Рассказывают, что Федорчук, который всю жизнь провел в контрразведке, установил слежку даже за своими заместителями в министерстве внутренних дел. При Щелокове такого не было.

Федорчук обзавелся собственной агентурой. Каждый день к нему приходили люди из аппарата и докладывали, кто из замов чем за-нимается.

Тогдашний начальник управления связи МВД СССР полковник Геннадий Сергеевич Громцев, как профессиональный связист, сразу определил, что его телефон поставлен на подслушивание, — профессиональное ухо улавливает еле слышные щелчки подключения. Громцев предупредил жену:

— Перестань болтать по телефону всякую чепуху.

Подозрительный Федорчук полагал, что и его самого подслушивают. Раздраженный министр вызвал к себе полковника Громцева.

Тот вошел, по-армейски доложил:

— Товарищ министр, начальник управления связи полковник Громцев по вашему приказанию прибыл!

Федорчук поднял голову. Выражение лица брезгливо-раздраженное:

— Ишь какой холеный полковник. — И тут же закричал: — Бездельник! Если связь и так же будет работать, можешь сюда больше не заходить! Иди сразу в управление кадров за бегунком!

И через слово — мат.

Федорчука раздражала система внутренней связи. Когда он, нажав кнопку на пульте прямой связи, соединялся с кем-то из начальников управлений, он слышал какие-то шорохи и скрипы. Он пришел к выводу, что его слушают в аппарате МВД. В реальности у МВД не было таких технических возможностей. Прослушиванием занимались только недавние подчиненные Федорчука на Лубянке. И действовали они по его указанию.

Люди знающие уверяют, что Федорчук сам слушал записи разговоров интересовавших его людей.

При Федорчуке в МВД стали процветать анонимки, доносы. Щелоков и Чурбанов анонимщиков не любили, считали, что сами знают свои кадры. Если Чурбанову приносили донос, он мог брезгливо отбросить такую бумагу:

— Помните ее хорошенько и можете сходить в туалет.

«Когда он пришел к нам, в аппарате МВД все между собой перессорились и смотрели друг на друга уже с плохо скрываемым недоверием, — вспоминает Чурбанов. — Готовились заказные анонимки!

То есть были люди, которые по указке нового министра писали анонимки на не угодных ему лиц. А кто были эти люди? Трезво мыслящие офицеры и генералы, которые имели собственную точку зрения и умели отстаивать свои позиции. С ними Федорчук и расправился…

Среди тех, с кем расправлялся Федорчук, были и такие люди, которые не выдерживали, получали инфаркты, кончали жизнь самоубийством, не в силах пережить позор и „опалу“».

Возле ведомственного дома на Мосфильмовской улице, где жило много сотрудников министерства, поставили фургон с группой наружного наблюдения. Следили за тем, кто на какой машине ездит, кого подвозит, с кем утром выходит из дома, с кем возвращается с работы и когда.

При Федорчуке стали составлять списки тех, у кого есть дачи и машины и чьи родственники служат в системе МВД. Наличие дачи или машины считалось достаточным основанием для увольнения. Если находили родственника в милиции, говорили:

— Выбирайте, кто из вас уходит из системы.

Особые интеллектуалы на руководящей работе в МВД и не требовались. Но Федорчук, по словам Чурбанова, производил уж очень тягостное впечатление: «Помню, был дан небольшой ужин в честь какой-то иностранной делегации, за столом всего шесть — восемь человек, тем не менее свой тост Федорчук читал по бумажке».

Впрочем, может быть, в Чурбанове говорит обида. Когда Федорчук пришел, то работу с кадрами у первого заместителя министра Чурбанова отобрали. Федорчук всячески пытался избавиться от зятя покойного генерального секретаря.

Видя, что против него готовится дело, зять покойного генсека попросил о помощи человека, который был верным соратником Брежнева, — Черненко.

Помощник Черненко Виктор Прибытков вспоминает, как однажды ему позвонил Чурбанов — так, словно они вчера расстались, хотя виделись один раз и давно, еще в комсомольские годы. Чурбанов попросил о встрече. Прибытков пригласил:

— Приезжай. Какие разговоры…

— Я не хочу появляться на том этаже, где сидят генеральные…

— Я на шестом, а не на пятом нахожусь. Приезжай! Тут спокойно поговорим…

— Нет, давай лучше на нейтральной территории…

Они встретились у памятника героям Плевны. Чурбанов в штатском сидел на скамеечке.

— Федорчук жмет до предела, — жаловался Чурбанов. — Копает, все копает… Сил никаких нет!

Чурбанов и Прибытков ходили от памятника до входа в метро «Площадь Ногина».

— Ты скажи Константину Устиновичу, — попросил Чурбанов, — что я ни в чем не виноват… Этому Федорчуку все неймется! Без году неделя в министерстве, а поди ж ты…

Чурбанов рассчитывал, что Черненко вступится за зятя Брежнева.

В тот же день Прибытков пересказал разговор Черненко. Тот внимательно выслушал своего помощника. Когда Прибытков договорил, Черненко раскрыл лежавшую перед ним папку с документами и сказал:

— Так, начинаем, Виктор, работать. Тут у нас вот на сегодня какие проблемы…

И ни слова о Чурбанове.

Брежнев умер, и прежние обязательства были недействительными. В середине 1985 года Чурбанова убрали из министерства на смешную должность начальника Главного управления внутренних войск по военно-научной работе, а вскоре и вовсе отправили на пенсию. Процесс над ним был самым громким в горбачевскую эпоху. Его приговорили к длительнсму сроку тюремного заключения. Чурбанов отсидел свой срок и вышел на свободу. Он занимается бизнесом и помогает заключенным.

УЖИН С КОПЧЕНОЙ РЫБОЙ

Федорчук считается косвенным виновником внезапного ухудшения здоровья Константина Устиновича Черненко, который был при Андропове вторым секретарем ЦК. Эту историю описал помощник Черненко Виктор Прибытков.

Летом 1983 года Черненко отправился отдыхать в Крым. Рядом в санатории проводил отпуск министр внутренних дел Виталий Васильевич Федорчук. Министр развлекался тем, что ловил ставриду и сам ее коптил. И пришел угостить Константина Устиновича рыбкой собственного копчения.

«В этом визите не было ничего необычного, — пишет Прибытков, — Федорчук и Черненко давно знали друг друга. Ставрида была на удивление хороша. Свежая, жирная, чуть солоноватая. Под отварную картошечку просто объедение. Угощалась черноморским деликатесом вся семья. А ночью с Константином Устиновичем плохо. Боли в животе. Рвота. Сильное отравление. В крайне тяжелом состоянии его срочно отправляют в Москву. Все члены семьи живы и здоровы. А Константин Устинович в кремлевской реанимации».

«К несчастью, рыба оказалась недоброкачественной, — пишет академик Чазов в своей книге „Здоровье и власть“. — У Черненко развилась тяжелейшая токсикоинфекция с осложнениями в виде сердечной и легочной недостаточности. Выехавшие в Крым наши ведущие специалисты вынуждены были из-за тяжести состояния срочно его транспортировать в Москву. Состояние было настолько угрожающим, что я, да и наблюдавший его профессор-пульмонолог А. Г. Чучалин, как, впрочем, и другие специалисты, боялись за исход…»