Разразился грандиозный скандал, моего отца обвиняли даже в том, в чем он не был виноват. Повсюду пошли слухи, что двор, не осмеливаясь сопротивляться Учредительному собранию целиком, хотел избавиться от отдельных его членов. Они смешали два понятия: позор убийства и честный поединок в присутствии шести свидетелей.

Поверьте, все, кто знал моего отца как решительного человека и настоящего офицера гвардии, были возмущены подобным обвинением. Разговоры дошли до королевской семьи, которая посчитала долгом проявить отцу свое участие, что, впрочем, как водилось в те времена, быстро переиначили. Говорили, что Людовик Шестнадцатый похвалил отца и поставил его в пример всем офицерам, в результате имя д’Ассембре получило такую известность, что позже одним из первых попало в списки изгнанников.

Я вам не рассказала о тайной причине, из-за которой граф де Кони так долго отказывал моему отцу в удовлетворении, но вы несомненно догадались. Граф был влюблен, и влюблен в Валентину, хотя в ту пору ей было всего четырнадцать лет. Но уже тогда она была прекрасна и телом, и душой.

– Ах, – вздохнул Луицци с горечью, – вижу, что раньше, как и сейчас, стены монастырей не защищали от соблазнов.

– Никаких соблазнов, уверяю вас, мой дорогой Арман, – эта страсть родилась и зрела у графа и Валентины годами. Каждый раз, когда господин де Кони-отец отправлял виконта навестить сестру, последний, ввиду того что путешествие в несколько часов, заканчивающееся в приемной монастыря, наводило на него смертельную тоску, брал с собой друга.

Вскоре часто стало случаться, что эти визиты отвлекали моего отца от развлечений, и он просил графа, считая, что тот располагает достаточным временем, чтобы поскучать, навестить сестру и привезти ему новости из монастыря, которые он передавал своему опекуну, как если бы съездил туда сам. Сначала господин де Кони любил Валентину как очаровательного ребенка, ведь она была мала и находилась только под его защитой, ибо старый граф, постоянно больной и немощный, почти никогда не покидал свой особняк. А потом, когда она повзрослела и похорошела, он полюбил ее как женщину.

Стало привычным, что в монастырь все время приезжал господин де Кони, где он фактически заменял своего отца как опекуна Валентины. Никто не догадывался, что его визиты имеют уже другую, не столь уважительную причину, а когда между виконтом д’Ассембре и господином де Кони начались серьезные расхождения во взглядах, никто не уведомил наставницу монастыря, что между двумя семьями произошел разрыв. Граф продолжал видеться с Валентиной до этой, достойной сожаления дуэли.

Тем временем наши герои подъехали к почтовой станции, и дилижанс остановился. Графиня умолкла, трудно было перекричать лязганье цепей и ругань запрягающих лошадей извозчиков. Луицци стал разглядывать пассажиров, ехавших внутри, на ротонде и верхних кабриолетах экипажа, большинство из которых уже вышли. С большим удовлетворением он отметил, что среди них не было никого ему хорошо или отдаленно знакомого, а то он было начинал сомневаться в своей памяти на лица, не узнавая почти никогда людей с первого взгляда.

Он почти заканчивал осмотр, высунув голову над дверцей, когда его со смехом окликнула госпожа де Серни:

– Арман, я прошу у вас подаяния.

Барон обернулся и увидел возле дверцы жалобно причитающую милую девочку лет четырнадцати. Она выглядела болезненной, хилой и усталой.

Луицци достал из кармана сто су и протянул их нищенке. Сначала девочка посмотрела на монету с радостным удивлением, но тут же погрустнела и сказала:

– Это много, госпожа, благодарю вас…

Она умолкла, отвернулась и тихо прошептала, как бы говоря сама с собой:

– Этого и много, и мало!

– Что такое? – участливо спросила графиня и вновь подозвала девочку, чье очаровательное лицо заинтересовало ее. – Почему мало, дитя мое?

– О сударыня, я не прошу у вас больше. С тех пор как мы с отцом живем подаянием, нам никто не подавал так много. Но нам надо срочно попасть в Орлеан, вот я и сказала, что ваших денег мало, потому что их не хватит, чтобы заплатить за места там, наверху, на империале.

– Арман, – графиня умоляюще взглянула на барона.

Луицци подозвал кондуктора:

– Пустите этого ребенка и ее отца на империал, я заплачу, сколько нужно.

– Спасибо, сударыня, спасибо! – радостно закричала нищая девочка, которая обращалась только к графине, инстинктивно понимая, что благодеяние, полученное ею, происходило скорее от дамы, чем от того, кто отдал приказ. – Спасибо, – повторяла она, – спасибо, сударыня… Возьмите назад ваши деньги, раз вы за нас платите.

– Оставь себе, дитя мое, – попросила госпожа де Серни, – а когда мы приедем, подойди ко мне, я хочу с тобой поговорить.

– О сударыня! Да, сударыня! – Девочка сделала реверанс и побежала к старику, сидевшему на камне у двери на станцию. По тому, как он слушал девочку, не поднимая головы, было понятно, что он слеп и все происходящее воспринимает только на слух. Госпожа де Серни обратилась к Луицци с улыбкой:

– Вот, Арман, я уже распоряжаюсь вашим состоянием.

– Это ужасно, – ответил Арман тем же шутливым тоном. Они посмотрели друг на друга, их взгляды и улыбки говорили больше, чем любые, самые ласковые слова.

Наконец экипаж тронулся, и графиня снова принялась за рассказ:

– Я вам уже говорила, что граф де Кони продолжал навещать Валентину до дуэли с моим отцом. После случившегося порядочность обязывала его пойти на жертву. Он никогда не сделал бы подобного шага из-за политических разногласий, если бы не пролитая, вопреки его желанию, кровь. Словом, он прекратил поездки в монастырь. Приняв решение не видеться больше с мадемуазель д’Ассембре, он написал ей письмо с объяснением разъединяющей их причины. Изложение прискорбных последствий рокового события граф закончил уверениями, что всегда будет хранить любовь к Валентине, а если наступят более счастливые дни и он сможет возобновить дружбу с ее братом, то надеется вновь обрести и любовь сестры. Далее он писал, что если его надежда и осуществится, то не скоро, ибо он предвидел, что ход событий ведет к ужасным невзгодам. Он не боялся признаться, что тревожится за будущее Франции и жалеет о своем участии в революционном движении. «В том случае, – добавил он, – если когда-нибудь вам и вашему брату понадобится защитник, я не осмеливаюсь сказать друг, не забывайте, что я ваш ныне, как раньше, завтра, как сегодня, и что, возможно, я не сворачиваю с избранного пути только потому, что надеюсь в отдаленном будущем послужить защитником тем, кого люблю». Как видите, – заметила Леони, – в моем рассказе есть все, что нужно для романа. Я даже вставляю любовные письма и цитирую их точно по тексту. Дело в том, что письмо господина де Кони привело к ужасающим последствиям, а последняя фраза письма послужила поводом для его приговора.

– Значит, господин де Кони погиб во время революции?