сильна сокровенною думой, а царство — султаном.

Царь тароватый, лев поля битвы, Мас'уд,

С ним счастье заключило союз!

О ты, кем постоянно украшено время,

Впрямь словно сад в месяце нисане[1474],

Если вероотступник домогается признания пророком,

Лучше пусть от руки твоей он не получит поддержки. /637/

Рати силы ислама и помощи божьей,

Пророчества ради и доводов веры,

Могучую руку имей и речистый язык;

Моисею, сыну Имрана, из двух помогало одно.

Богу хвала, что снова досталась мне

Милость тебя лицезреть в сем веселом дворце.

Раз невредим ты вернулся в столицу обратно,

То мы не боимся, ежели кто-то умрет.

Есть поговорка такая: человек коль на месте,

У него не иссякнет запас и добро.

Право, не сегодня этаким стал Хорасан,

Он постоянно такой с тех пор, как стоит.

Царство владыки вселенной больше, чем царство твое,

Но разве большая часть мира не в разореньи?

Если враг в бою захватил твое снаряженье,

То ведь дьявол сперва захватил престол Соломона.

А если еще и обиду нанес тебе враг твой,

То разве не был обижен Юпитер Сатурном?

Дождь есть милость господня на свете,

Но благотворность дождя бывает с грозой.

Нам от нас же досталось, коль взглянуть хорошо

На топор и на дерево, на терпуг и железо.

Дело снова начни, коня и клинок справь другие,

Особливо, когда зима уступит весне.

Ежели ты с раиятом и ратью помиришься,

То от согласия получишь двух витязей сильных.

Оттого, что ты господин князей века,

Оттого, что из всех тебя выбрал господь,

Ящер, лев и орел от сей для них вести ужасной

Сил лишились в воде и в глубинах пустыни.

С тем, кто не верит, что поступил дурно,

Не обращайся как с неприятелем.

Если пери и человек стали печальны от события этого,

Диву не дастся никто из животного царства.

Не выпьет вина тюльпана листок, не подарит улыбкою туча

Впредь, покуда не дашь повеления обоим.

Ты владыка Ирана еси и был им и будешь,

Хоть и вознесся люд низкий восстанием.

Но тот, кто сдуру пошел на господина войной,

Ему в плоть всадили стрелу, ибо бог оставил его.

В тот день утонул Фараон, когда для познания Нила

Хамран сделал несколько шагов.

Оплот государства Насира-Ямина.

Считай во всем мире прочней, нежели то. /638/

Ведь рано иль поздно от страшных ударов подмоги-меча

Все враги разбегутся с израненным телом.

И если конь не сумеет тебя понести,

На слоне ты поедешь как Рустем, сын Дестана.

Если какой-то слуга твой совершил прегрешение,

То совершил его мир ради хлеба и платья рабов.

Если согласен принять ты судьбы извинение, то ладно,

Ведь в поступке своем она принесла покаяние.

Царством ты правишь как море с жемчугом скатным,

Чтобы надрывались другие за мелкий жемчуг.

Венец тебе золотой и неусыпное счастье!

Тому, кто противник тебе, — нищета!

Роза такому как ты аромат не жалеет,

Что же говорить о колючке Египта?

Не тревожь этим лучше ты сердце твое,

Ведь не будут слова эти тайной на свете.

Не стихи я слагаю, когда так говорю, говорю,

Вложив в свою речь всю Лукманову мудрость.

Да будет всем явно, я в стихах не пою

Кудри, ланиты да игру глаз красавиц, —

Я пою бескорыстно похвальное слово эмиру,

Ибо мне ведом припас для обоих миров.

Заботишка есть в голове сей как мяч,

Оттого спина моя стала смолоду клюшкой.

Господь твою жизнь продлит, государь,

За припас, что утрачен был в этом походе.

Только чтобы славить тебя я решаюсь дышать, ибо

Имя мне нужно хлеба насущного ради,

Дабы солнце сияло на небосклоне

Впрямь как чаша златая в тазу.

Радостен будь, серебром сыпь и златом,

Царством правь, приказ и запрет полагая.

Пусть румян будет лик твой и процветай,

Дабы недруг пал жертвой меча твоего!

Речь сия затянулась, однако от подобного рода слов, столь мастерских и преисполненных смысла, бумага возлагает на главу венец, осыпанный самоцветами. Жаль превосходных людей, когда они умирают! Да живет долго сей благородный муж! Покончив с этим, я теперь снова возвращаюсь к “Истории”. *А Аллах да облегчит [труд] по всемогуществу и всесилию своему*.

/639/ Еще до того, как эмир, да будет им доволен Аллах, тронулся в путь из рабата Керван, прибыл доверенный человек кутвала Бу Али и привез два черных зонта, черное знамя, короткие копья, все в чехлах из черного шелка, вместе с балдахином на слона, люлькой на мула и другими принадлежностями, потому что все это пропало; и от себя он прислал много некроенной ткани с прикладом и разные вещи. Услуга, которую он оказал, по необходимости пришлась весьма кстати. Родительница эмира, благородная Хатли и прочие тетки со стороны отца, сестры и тетки со стороны матери точно также прислали доверенных людей с множеством вещей. Родичам, свите и разным военным их люди тоже прислали разные вещи, ибо [все] очень нуждались. Для приветствия жители Газны вышли навстречу. Эмир, да будет им доволен Аллах, был как будто смущен, потому что никогда прибытие царей и войска в Газну не бывало в таком виде. *Аллах делает, что хочет, и выносит приговор, как желает*[1475].

Эмир прибыл в Газну в субботу, седьмого числа месяца шавваля[1476], расположился в кушке. Его утешали, дескать, положение на свете не бывает одинаково, и покамест голова на плечах беду поправить можно. Однако так не было, чтобы он не понимал, что произошло, потому что, когда он находился на пути в Гур, сей падишах однажды поехал вперед и с ним свита, как-то: Бу-л-Хасан Абдалджалиль, салар газие Абдаллах Кара-тегин и другие. Бу-л-Хасан и этот салар стали говорить красивые речи, что этакое, мол, событие странным образом произошло не от стойкости врага, а в силу судьбы и других обстоятельств, кои не скрыты. Когда-де государь здрав и невредим прибудет в столицу, дела можно устроить на иной лад, ибо Абдаллах Кара-тегин говорит