– О ком ты?

Чет неопределенно махнул на север и протянул Ричарду бинокль. Тот уперся локтем в валун, навел окуляры на склон и подкрутил резкость. Невооруженным взглядом поверх бинокля он различил две движущиеся фигуры на расстоянии футов ста одна от другой. В бинокль стало видно, что оба – вооруженные темноволосые мужчины, похожие на моджахедов. Тот, что шел впереди, был плотного сложения, с автоматом через плечо. Второй, худощавый, нес за спиной винтовку. Снайпер.

– Арьергард, – сказал Чет. – Догоняют остальных. – Он хохотнул и закашлялся. Ричард примерно догадывался, что́ Чет отхаркивает, поэтому не стал на него смотреть. – Так спешат, что не оглядываются.

Ричард в удивлении отвел бинокль, и его немолодые глаза с трудом сфокусировались на Чете. Тот кивал в сторону склона. Ричард вновь отыскал моджахедов, затем перевел взгляд вверх и наконец различил что-то движущееся – трудно сказать, что именно, потому что оно сливалось с бурыми камнями, как капля глицерина перетекая с глыбы на глыбу. Ричард, не меняя положения головы, поднял бинокль. Наконец ему удалось разглядеть пуму, спускавшуюся по глыбовому развалу. В свете закатного солнца ее глаза горели как фосфор. Пума смотрела на спешащих по склону людей.

– Мать честная, – пробормотал Ричард.

Чет снова зашелся в смехе и кашле.

– Зула сказала, что эта зверюга уже одного из них прикончила.

– Хм. Людоед.

– Они боятся людей. Не трогайте их, и они вас не тронут, – сладким голоском защитника природы проговорил Чет. В этих краях пумы нападают на людей постоянно, и нежелание зеленых признать, что для хищника человек ровно такая же добыча, как любая другая, служило в шлоссе источником неиссякавших шуток.

Ричард наконец увидел предлог перевести разговор на более важную тему.

– Вот что, Чет: надо уходить. Эта зверюга наверняка нас уже унюхала.

– От меня так сильно воняет?

– Ты знаешь, о чем я. Здесь оставаться нельзя. Ты безоружен. Если тебя не убьют моджахеды, убьет пума.

– Я не безоружен. – Чет расстегнул мотоциклетную куртку. Под ней было термобелье, с одной стороны насквозь пропитанное кровью и выпирающее бугром, то ли от повязки, то ли оттого, что рана опухла. Однако между термобельем и курткой была закреплена парашютным тросом толстая металлическая пластина, чуть выгнутая, с надписью кириллическими буквами.

– Думаю, тут сказано что-то вроде: «Этой стороной к противнику», – сказал Чет и, увидев недоумевающее лицо Ричарда, добавил: – Русская противопехотная мина направленного действия.

Несколько мгновений Ричард оторопело молчал.

– Если они могут, – добавил Чет, – смогу и я.

– В смысле взорвать себя?

– Ага.

– Я никогда не представлял тебя террористом-самоубийцей.

– Когда ты уже покойник, это не самоубийство.

Ричард не нашелся что ответить.

– Теперь слушай, – сказал Чет. – Тебе пора отсюда валить. Ты уже на расстоянии выстрела из винтовки. Уходи. Твой меридиан еще не закончился, тебе есть куда идти. А я вижу перед собой полюс. Эти ребята на склоне достигнут его одновременно со мной.

– Там и увидимся, – только и смог выдавить Ричард.

– Буду ждать.

Ричард обнял Чета – легонько, чтобы не сделать ему больно, – но Чет обхватил друга рукой и притянул себе, так что его грудь коснулась мины, а щеку царапнули окровавленные усы Чета. Потом отпустил. Ричард повернулся и пошел на юг. Перед глазами мутилось от слез, и он вынужден был хвататься руками за камни, чтобы не подвернуть ногу.

Насчет доступности для выстрела из снайперской винтовки Чет был совершенно прав, так что Ричард первым делом постарался убраться с линии прямой видимости. На неровном склоне, заваленном глыбами и рухнувшими стволами, это было относительно просто, и тем не менее Ричард понимал, что свободно двигаться сможет только в лесу, до которого оставалось еще с полмили. По пути наверх он карабкался меж камней и бревен, напрягая и без того усталые мышцы. Тогда ему приходилось огибать участки подтаявшего снега, но теперь он подумал, что по ним можно съехать: это быстрее, хоть и рискованней, – однако после прощания с Четом Ричард чувствовал паническое желание поскорее предупредить Джейка и, может быть, догнать по дороге Зулу. Он перебрался на довольно большой участок заснеженного склона, тянущийся до самого леса. Ноги сразу заскользили, и, чтобы не плюхнуться на зад, Ричард немного согнул колени, наклонился вперед и поехал на подошвах ботинок, словно на лыжах. Так довольно часто делают, если склон и условия позволяют, и у Ричарда, как у владельца кэтскиингового курорта, было много случаев попрактиковаться. Он преодолел расстояние до леса много быстрее, чем если бы перебирался с глыбы на глыбу. За это время он трижды упал, последний раз – намеренно, чтобы не врезаться в деревья.

Снег был мягкий, и лежать в нем оказалось на удивление приятно. Усталое тело отдыхало, а холод еще не начал проникать под одежду. Очень хотелось вздремнуть. Ричард затолкал в рот пригоршню снега, разжевал и проглотил. Во время глиссады сердце бешено колотилось, и он решил, что невредно будет успокоиться, чтобы пульс пришел в норму.

Однако этого не происходило: Ричард по-прежнему чувствовал сильное биение в груди. Он подумал, что его все-таки настигла какая-то сердечная аритмия.

Но нет. Биение было абсолютно ритмичным – почти механическим в своей равномерности.

Ричард приложил руку к груди под левым соском и понял, что звуки исходят не из него.

Биение шло снаружи.

Оно наполняло воздух.

Вертолет.

Ричард вскочил и, размахивая руками, заковылял на открытое место.

* * *

Горы перед стеклом кабины выглядели знакомо, и не потому, что Шеймус бывал здесь раньше: просто видел похожие в самых разных краях. Именно такие горные кряжи предпочитают боевики по всему миру.

Боевиков не манят живописные заснеженные хребты – там очень холодно и по ледникам трудно ходить. «Живописный» подразумевает «открытый для обозрения», а боевики не любят, когда их видно. Им по душе пологие кряжи, раскинувшиеся на большой территории, желательно – на границе стран. Изрезанный рельеф мешает действовать армии и полиции, и в то же время высотные отметки не слишком велики, так что нет вечных снегов и растут деревья. Многое из того, что привлекает туристов, отталкивает боевиков – и в первую очередь обилие туристов. Однако Шеймус с первого взгляда видел, что сюда туристы не поедут, тем более что к востоку в двух часах на машине Скалистые горы, к западу – Каскадные. Здешние горы низкие, незапоминающиеся, без горнолыжных трасс, изуродованные вырубками и лесовозными дорогами.

Понятно, почему тут селятся праворадикальные психи. Понятно, почему эти места облюбовали контрабандисты.

Шеймус чувствовал растущее напряжение и понимал от чего: от того, что летел на вертушке над такими горами. Обычно это означало, что скоро бой. Шеймус постоянно напоминал себе, что адреналин, поступающий сейчас в кровь, пропадет зря. Потому что если он не пропадет зря, если что-то и впрямь стрясется, это будет очень плохо. Не для Шеймуса, а для тех, кто с ним в вертолете.