тем более не нравились. Впрочем, ему также не нравилось море или то, что смертные обычно называют морем, — на самом же деле это всего лишь поверхность моря, взъерошенные ветром волны, что постепенно превращаются в метафору поражения и безумия. Ему нравилось другое — глубина, дно моря, эта иная земля, где равнины — не равнины и долины — не долины и пропасти — совсем не пропасти.

Когда одноглазая купала его в тазу, дитя Ханс Райтер всегда выскальзывал из ее намыленных рук и опускался с открытыми глазами на дно, и, если бы руки матери каждый раз не поднимали его на поверхность, он бы так и остался там, созерцая черное дерево и черную воду, в которой плавали крохотные частички смытой грязи, маленькие кусочки кожи, что плыли, как подводные лодки, куда-то — к фьорду величиной с глазное яблоко, темному и тихому заливу, — хотя никакой тишины там не было, а существовало лишь движение — движение, что является маской многих вещей, в том числе тишины.

Однажды хромой, который посматривал иногда, как одноглазая купала сына, сказал: а ты его не поднимай, посмотрим, что он будет делать. Со дна таза серые глаза Ханса Райтера некоторое время рассматривали небесно-голубой глаз матери, а потом он повернулся на бок и принялся, не шевелясь, созерцать частички своего тела, что удалялись во всех направлениях, словно космические зонды, наудачу вброшенные во Вселенную. Когда воздух кончился, он перестал наблюдать за теряющимися на глазах кусочками и принялся их преследовать. Лицо его стало красным, и он понял: сейчас его дорога лежит через местность, очень походящую на ад. Но он не открыл рта и даже не попытался всплыть, хотя голова находилась всего-то в десяти сантиметрах от поверхности и моря кислорода. В конце концов руки матери подняли Ханса над водой и он расплакался. Хромой, завернутый в свой старый военный плащ, посмотрел на пол и смачно плюнул в камин.

В три года Ханс Райтер перерос всех трехлеток в своей деревне, а также перерос всех четырехлеток, и совсем немного пятилетних детей не уступали ему в росте. Поначалу он неуверенно ходил, местный врач сказал — это все из-за роста, и посоветовал давать мальчику больше молока, дабы кости его не испытывали недостатка кальция. Но врач ошибся. Ханс Райтер неуверенно держался на ногах оттого, что ходил по поверхности земли как неопытный ныряльщик по дну моря. На самом деле, он жил, ел, спал и играл в морской глубине. А с молоком — да, проблем не было, мать его держала трех коров и кур, и ребенок прекрасно питался.

Хромец временами смотрел, как сын ходит по полю, и думал, от кого же в семье по его линии тот мог унаследовать эдакую долговязость. Говорили, брат прапрадедушки или прадедушки служил под командованием Фридриха Великого, как раз в полку, куда набирали людей ростом выше метра восьмидесяти или метра восьмидесяти пяти. Этот парадный полк (или батальон) все время нес тяжелые потери, потому что в верзил было легко целиться.

Наблюдая, как сын неуклюже передвигается вокруг соседских садов, хромец вспоминал, как однажды прусский полк встретился в бою с русским полком похожих характеристик — с крестьянами за метр восемьдесят и метр восемьдесят пять ростом, одетыми в зеленые кафтаны русской лейб-гвардии, и они сразились и потери были огромными — даже когда остальные части обеих армий отступили, два полка гигантов продолжили биться врукопашную, и прекратить это смогли, только когда командующие отправили свирепые приказы отступить к новым позициям.

Отец Ханса Райтера до войны был ростом метр шестьдесят восемь. Когда он вернулся, возможно, из-за потери ноги, рост его уменьшился до метра шестидесяти пяти. Полк гигантов — это все для психов, думал он. В одноглазой росту было метр шестьдесят, и она полагала, что мужчина чем выше, тем лучше.

В шесть лет Ханс Райтер перерос всех детей шести лет, всех детей семи лет, всех детей восьми лет, всех детей девяти лет и половину детей десятилетнего возраста. К тому же в шесть лет он впервые украл книгу. Она называлась «Некоторые животные и растения европейского побережья». Он спрятал ее под кроватью, хотя в школе книги никто не хватился. В то же самое время Ханс начал нырять. Случилось это в 1926 году. Плавал он с четырех лет и опускал голову в воду и открывал глаза, за что мать его ругала: он потом ходил с красными белками, и она боялась, что люди, увидев его, подумают, будто мальчик целыми днями плачет. А вот нырять он не умел до шести лет. Опускал голову под воду, погружался на метр, открывал глаза и смотрел. Это да, это он умел делать. А нырять — нет. В шесть решил, что метра ему мало, и спикировал к морскому дну.

Книга «Некоторые животные и растения европейского побережья» была у него, как говорится, в голове, и, ныряя, он медленно перелистывал страницу за страницей. Так обнаружил Laminaria digitata, водоросль большого размера, с крепким стволом и широкими листьями, как и говорилось в книге: листья в форме веера с многочисленными ответвлениями, которые на самом деле походили на пальцы. Laminaria digitata — водоросль, произрастающая в холодных водах, таких, как Балтийское и Северное моря и Атлантический океан. Ее можно наблюдать большими скоплениями на самом нижнем уровне отлива и у скал. Во время отлива обнажаются целые леса этих водорослей. Когда Ханс Райтер в первый раз увидел такой, то настолько поразился, что заплакал прямо под водой. Да, это кажется странно — человек, и плачет, когда ныряет с открытыми глазами, но не будем забывать: Хансу едва стукнуло шесть и он до некоторой степени был необычным мальчиком.

Laminaria digitata светло-коричневого цвета и походит на Laminaria hyperborea, у которой более твердый ствол, и на Saccorhiza polyschides, у которой ствол с луковичными выпуклостями. Эти два вида водорослей, тем не менее, произрастают в глубоких водах, хотя временами, в летний полдень, Ханс Райтер заплывал далеко от пляжа или от скал, где оставлял свою одежду, а потом погружался, но не мог их увидеть — мог только представлять там, в глубине, тихий и молчащий лес.

В то время он принялся рисовать в тетради все виды водорослей. Он нарисовал Chorda filum — водоросль, состоящую из длинных тонких, похожих на шнуры водорослей, которые, тем не менее, могут достигать восьми метров в длину. У них нет ветвей, и выглядят они хрупкими, но на самом деле они очень прочные. Произрастают ниже полосы отлива. Также Ханс нарисовал Leathesia difformis — водоросль, состоящую из круглых луковиц оливково-коричневого цвета, они растут на скалах и на других водорослях. Выглядят довольно странно. Видеть их он