в зале мы были одни и продолжили кемарить на диванах; в семь часов была посадка на рабочий пригородный поезд, который шёл по Кругобыйкальской железной дороге (КБЖД) до Слюдянки; поезд состоял из шести старых, но интересных вагонов, в которых были большие кожаные диваны, немного потёртые и с изношенными пружинами; было раннее солнечное утро, мы любовались прекрасными видами из окна, а спать совсем не хотелось; поезд шёл по мосту, пересекая очередной мыс, затем входил в тоннель, а на выходе из него снова двигался по следующему мосту; было настолько интересно, что мы неотрывно наблюдали это в течение двух часов; меня поражало высокое качество сложных инженерных сооружений, которым даже через 70 лет не требовался ремонт. Поездка наша удалась, из Слюдянки благополучно вернулись электричкой в Икрутск и прибыли на дачу; Кирюша за лето окреп и загорел, обзавёлся друзьями, с которыми ходил плавать на залив и играть в разные игры; Матрёна Сергеевна первым делом показала нам свой огород, а также с гордостью демонстрировала Гале свои парники с овощами и особенно цветы; Алексей Сергеевич с особым шиком подвёл меня к кустам смородины, черенки которой привёз из Белоруссии, когда ездил к брату; урожай смородины был такой богатый, что я с одного куста собирал почти полное ведро ягоды; М.С. показала нам полянку с крупной клубникой, мы набрали её целый таз, все лакомились; вечером при свете лампы стали готовить ужин, а Кира забрался в гамак и стал удочкой «ловить рыбу», т.е. подцеплять на крючок разную обувь, что была на земле; А.С., проходя мимо в темноте, запутался в леске и чуть не упал, «рыбаку» крепко влетело – дед ругал его наполовину непечатными словами, после чего сели ужинать, когда стало уже совсем темно; на другой день приехал Олег с Людой, мы все вместе купались на берегу залива рядом с водокачкой, загорали, лёжа на траве; через несколько дней втроём вернулись в Красноярск.

XXXVIII

После отпуска на работе завершались последние испытания, в т.ч. по госбюджетной теме; по совету умных людей я старался не афишировать работу над диссертацией и вообще считал, чем меньше общение, тем лучше; понадобилось два года, чтобы понять, что представляет собой наш НИИ, его сотрудники и руководство; из 300 сотрудников примерно 30 человек занимались непосредственно наукой, выполняли госбюджетные работы, готовили диссертации; остальные 270 – это инженеры, лаборанты, административно-хозяйственный персонал – штаты были сильно раздуты; 30 научных работников трудились напряжённо, у них была цель, и не было времени для праздных разговоров и сплетен; а среди 270 сотрудников много откровенных бездельников, естественно, они «активно» проводили своё рабочее время; среди них был Костя Рюмин, молодой парень, даже красивый собой, но производивший какое-то неприятное впечатление на всех нас: скрытный, подозрительный, завистливый, нахмуренный, глядит исподлобья, от всех таится, точно всех подозревает; «Невыносимой мукою томим / Тот, кто во всём завидует другим. / Всю жизнь тоской и злобою дыша, / Затянута узлом его душа».(Джами); прикрепили к нему лаборантку Галю Христюк – это была самая красивая девушка в лаборатории, высокая, черноволосая со светлым лицом; тактичная и трудолюбивая; жалко, что она работала с противным Рюминым; все видели, как она молча сносила общение со своим руководителем, жалели её; особенно Негадова, которая Костю в грош не ставила, жалела Галю, да и все наши лаборанты поддерживали её; Рюмин некоторое время работал по заданию Петрусева, делал замесы, метался в своём грязном халате по лаборатории; ничего не добившись самостоятельно, куда-то исчез.

Руководство института видело и знало о многочисленных бездельниках в НИИ, но такова была система: Минтяжстрой обеспечивал госбюджетное финансирование, все были при зарплате, а об эффективной работе речь почти не велась; по разным причинам психологического свойства, анализировать которые у меня нет ни достаточной компетентности, ни желания, я не вписался в рамки общей схемы НИИ; но, честно говоря, меня это устраивало, поскольку давало возможность продуктивно работать и над госбюджетной темой, и одновременно над диссертацией; конечно, мне повезло с завлабом Б.В.Петрусевым, с ним у меня с первых дней сложились хорошие деловые и человеческие взаимоотношения; он не был ретивым начальником и обеспечивал нормальную работу коллектива лаборатории; разговаривал спокойно, занимался, как и я, со своей группой исполнителей, выполнял госбюджетную работу и готовил свою диссертацию; был он сыном большого начальника из Норильска, после его смерти остались молодой семье квартира в центре Красноярска и «Волга»; отец был похоронен на старом кладбище, которое находилось рядом с нашим институтом, и всегда на пасху в родительский вторник Б.В. ходил на могилу помянуть отца; в НИИ Б.В. увлекался общественной работой: был постоянным членом партбюро института и различных комиссий; но как говорится, слишком разбросанный ум к постижению вещей не способен; женщины не оставляли без внимания видного и крепкого сорокалетнего мужчину, да и они не исчезали из его поля зрения, он их часто катал на «Волге»; был влюбчив и как-то однажды мне сказал об одной сотруднице с верхнего этажа: «… она мне надоела, сплошные кости, надо менять»; но ведь известно: «нет большего несчастья, чем незнание границы своей страсти» (Лао-цзы); был он по-своему счастлив, но «когда эгоистическое счастье является единственною целью жизни – жизнь очень скоро оказывается лишённой цели» (Р. Роллан). Чувствовалось, что диссертацией заниматься ему не очень хотелось; «Человек, который поставит себе за правило делать то, что ему хочется, недолго будет хотеть делать то, что делает» (Л. Толстой), а пифагорейцы считают, что тысячи путей уводят от цели, и лишь один – единственный ведёт к ней. Мою напряжённую работу Петрусев одобрял и поддерживал меня; никак он не мог найти для себя Aurea mediocritas (золотая середина, из Горация); как-то уже после его ухода из НИИ мы встретились на улице; он сказал: «Завидую я вам», – посмотрел на меня и говорит: «Счастливый вы! – а я говорю: «В чём же это?» – а он отвечает: «Да вы почти двадцать четыре часа в сутки заняты по горло. Это не всем удаётся. Почти что никому. А вот вам удалось. И делаете вы не только то, что должны делать, но и то, что вам хочется делать больше всего на свете. Мало того, тут у вас возникает столько занятных технических осложнений, будто вы их сами придумали, а не просто они на вас навалились». В 1973 г. Б.В. перенёс инфаркт, уволился, стал инвалидом; через много лет, будучи в Красноярске в командировке, я узнал, что он работает начальником спасательной станции, расположенной на Енисее рядом со стадионом, на острове; вечером позвонил ему