не портили очки; была она опытная, тактичная, сразу нашла общий язык с новыми лаборантами; поступила в лабораторию выпускница КПИ Климина Ольга, дочь Красноярского партийного деятеля; наука её не интересовала, ходила на работу, поскольку папа устроил её в НИИ; однажды после визита к Замощику Заславского появилась его дочь, чтобы заниматься тем, что мы в шутку именуем «научной деятельностью»; поначалу тихая мышь, она работала в группе лёгких бетонов, о её работе не ведаю; молодые специалисты Таня Кондрашина и Валя Аникина, слегка начали работать над диссертациями; на эту молодёжь Негадова посматривала со снисходительной улыбкой; народу в лаборатории стало много, но работой никто людей особо не загружал, т.е. нельзя сказать, что с приходом Замощика воцарилась гармония – всё осталось тем же, что и при Петрусеве. Наш сектор тяжёлых бетонов возглавил к.т.н. Лазарев, защитившийся в НИИЖБе; я так и не понял, какими исследованиями он занимался, но постоянно беседовал подолгу с Замощиком; они пытались найти работу для новоиспечённых инженеров. На этом фоне выделялась наша группа, ведь мы не только успешно выполняли плановую тематику, но и внедряли результаты исследований на строительстве; и снова замечу: ну, никак не вписывался я в общую обстановку; по итогам работы за год мне был вручён знак «Победитель соцсоревнования» Минтяжстроя СССР с удостоверением, подписанным министром Н.В. Голдиным; в 1973 г. меня назначили и.о. старшего научного сотрудника с окладом 173 рубля, т.е. оклад повысили на 16 руб.; однако, лучшее отношение ко мне моих коллег было порой дороже собственных наград.

XLI

Вспомнилcя эпизод о научных публикациях в институтский сборник; когда Замощик сменил Петрусева на посту завлаба, через некоторое время он собрал в своём кабинете всех ответственных исполнителей по тяжёлым и лёгким бетонам, зачитал составленный им самим план-график написания статей сотрудниками нашей лаборатории; при этом указал авторов каждой статьи, поставив свою фамилию первой, хотя ещё ничего не сделал сам; вернувшись после совещания вместе с завсектором Лазаревым в нашу комнату, я сказал: «Я сам нахал, но такого нахальства ещё не встречал!»; извините, подумал я, мы с вами никогда в этом не споёмся; ведь я делал диссертацию и было важно застолбить приоритет (авторство) результатов своих исследований, поставив свою фамилию и, желательно, без соавторов; так я и делал всегда; спустя некоторое времени А.И. меня понял и отступил; получив свежеотпечатанный сборник с первой статьёй, я сказал себе: «Лёд тронулся, господа присяжные заседатели!». Не могу не отметить одну некрасивую общую тенденцию в деятельности многих крупных учёных, в т.ч. и моего научного руководителя профессора Миронова; возможно, это связано с их преклонным возрастом, не знаю; они, возглавляя лабораторию или научный отдел, в перечне авторов работ своих аспирантов или коллег, пользуясь служебным положением, ставили свою фамилию первой, вызывая скрытую улыбку подчинённых, подтверждающую жадность шефов; я всегда с большим подозрением отношусь к сообщениям (в биографиях, некрологах и др.) о том, что учёный является автором 200-250 научных работ, а несколько раз встречал 500 и даже 700 работ; поэтому утверждаю, что эти незаслуженные астрономические данные приводятся только для ненаучной публики; вместе с тем, есть много положительных случаев; это к.т.н. А.В.Лагойда., д.т.н. Б.А.Крылов, д.т.н. Л.Т.Роман, Б.В.Петрусев и другие, поскольку это люди совести.

XLII

Однажды я прилетел из очередной командировки; дома в первую же ночь проснулся в пять утра от резкой боли в позвоночнике, как будто кто-то вонзил штык в спину; когда встал, боль усилилась, на работу не пошёл; вызвали врача, который определил обострение остеохондроза, выписал больничный и направление на массаж в 1000-коечную больницу, она как раз недавно открылась в нашем микрорайоне; массаж делала Люба, молодая приветливая женщина с сильными руками, старательно массировала спину и шею, после чего вся моя «интеллигентная» спина несколько часов побаливала; я по утрам ходил пешком в больницу, очередь в массажный кабинет состояла сплошь из пожилых женщин и старушек; однажды, массируя, Люба сказала: «Вам делать массаж приятно, потому что бабуси всегда чем-то недовольны, бурчат и ворочаются, а вы лежите и молчите, как бревно, не шевелитесь, а это самое главное для массажиста»; я стал замечать по утрам, что боль постепенно уменьшается; как-то сказал Любе, что я строитель, а она оказалась коллегой – ранее жила в Назарово и работала бетонщицей на полигоне по изготовлению ж/б конструкций; стало понятно, откуда у неё руки сильные; за десять сеансов массажа боли мои полностью исчезли и далее в течение всей жизни почти не возникали (стучу по дереву); снова молодость и природа ускорили моё выздоровление. Любу я, естественно, поблагодарил, преподнёс в подарок хорошие духи; теперь я знал, что лучшее лекарство от остеохондроза – это массаж.

XLIII

Пришла пора сдавать кандидатский экзамен по философии, которого я так боялся; в Красноярском технологическом институте проходили бесплатные консультации для очень большого количества аспирантов со всего города; я посетил это сборище несколько раз, взял длинный перечень вопросов к билетам и список литературы, но больше ходить не стал – пустая трата времени; пока был на больничном и ходил на массаж, писал конспекты в виде тезисов; ежедневно сидел за большим столом и до ночи занимался, когда Галя и дети уже спали в своих комнатах; на столе стоял, прислонённый к стене, посылочный фанерный ящик, где жил рыженький хомячок; одну сторону ящика мы закрыли стеклом, которое дети выдвигали, когда кормили зверушку; однажды утром мы увидели, что стекло немного выдвинуто, хомяк ходит по столу, а края моих конспектов изгрызены, стол усеян мелкими обрывками бумаги; вероятно вечером перед сном я решил покормить хомячка и неплотно задвинул стекло; этот эпизод с моими конспектами долго вызывал смех Кирюши и Саши.

Весной было вывешено расписание экзаменов и списки слушателей; принимала экзамен доцент Соколова; о ней было известно, что двойки ставит беспощадно, а замеченных в списывании, выгоняет из аудитории; я зашёл в числе первых восьми человек, взял билет, в котором из четырёх вопросов два я совсем не знал; в столе лежал кем-то приготовленный толстый философский словарь, но под зорким взглядом Соколовой никто не мог воспользоваться подсобным материалом; в комнате повисла гнетущая тишина, я оглянулся и увидел коллег, которые с хмурыми лицами сидели, уткнувшись в бумагу и ничего не писали; длилось это довольно долго, пока самый смелый не пошёл отвечать и, получив тройку, вышел в коридор; никто не хотел сдавать, все продолжали «готовиться», а Соколова занималась со своими бумагами, которых в конце семестра у любого преподавателя вуза скапливается по горло; вдруг дверь отворилась, вошла женщина и сообщила Соколовой, что её срочно зовут к телефону; мы остались