Его отец, надеясь на возвращение, только в Петрограде оставил более тридцати тайников. Через десять лет с небольшим К. Фаберже их список передал в Ленинград своим доверенным лицам, обратно он был возвращён с пометками: пропало, найдено чекистами. Пропали огромные сокровища, пропал золотой запас Российской империи, но самое главное — пропал золотой душевный запас страны.

Жизнь Агафона спасли надежды чекистов на то, что устав мучиться в их застенках, он выдаст сведения о тайниках. На самом деле он ничего о них не знал, потому что у него задолго до этого произошла крупная размолвка с отцом, он вышел из фирмы, с семьёй не поддерживал отношения. И тут А. Фаберже повезло, потому что грабителям были нужны эксперты по произведениям искусства, а восемнадцать самых крупных экспертов были непредусмотрительно расстреляны в самом начале революционного процесса. В результате его взяли в Гохран на должность главного эксперта по Петрограду. Он поставил условием возвращение ему коллекции, и большевикам пришлось его выполнить: часть коллекции ему была возвращена. Он прожил в Ленинграде до 1927 года, понимая, что в любой день после того, как в стране всё выгребут до дна, его самого арестуют, а коллекцию отберут. Неизбежность этого заставила его бежать. Он уходил с несколькими близкими по льду Финского залива, их обстреляли пограничники, его легко ранили, но они добрались до Куоккалы, где тогда жил Репин, пришли в себя, и отправились дальше в Хельсинки. Там он прожил до конца своих дней.

Октябрьский переворот был первой в мире «цветной революцией». Но более того, установленный после неё режим во многих своих проявлениях был оккупационным. Сегодня исчерпание витальной силы русского народа принято объяснять тем, что он надорвался, живя все годы советской власти в мобилизационном режиме. Но в ещё большей степени виной этому был террор, нанёсший огромный ущерб генофонду народа, и порой невыносимые условия жизни. Верхушка большевиков по культуре, негативному отношению к России и местам своего происхождения была чужда той стране, в которой она захватила власть. По словам Солженицына в те времена «да ведь «я — русский» вымолвить было нельзя, контрреволюция!». Специальные войска, выполнявшие карательные и охранные функции были иностранными (печально известные латышские стрелки, да ещё венгры, китайцы).

Монархия с её представлениями о долге, благородстве, милосердии была совершенно беззащитна перед этими хищниками. Откуда они взялись в таком количества в такой патриархальной стране? Это отдельный вопрос, которым подлинная история в союзе с физическими, биологическими, духовными науками должна заняться в будущем. Возможно, это результат мутации, и Нечаев, Бронштейн, Ульянов — мутанты. Но каковы бы ни были причины, власти и общественности их надо было классифицировать как разрушителей и вести себя с ними, как с чрезвычайно сильными разрушителями. Но тогда у людей был совершенно другой менталитет: Николай I и Александр II прогуливались по Петербургу без охраны, нередко по-домашнему заходили кого-то навестить. Александра II террорист убил второй бомбой, когда царь вышел из кареты посмотреть(!), что же произошло в результате только что прогремевшего взрыва. Вы такое можете представить сегодня, когда у правительственной машины двухсантиметровая броня? Людям тогда такое разрушение было просто невмещаемым в голову. И продолжалось это затмение разума до Николая II, погубив и его, и Россию. История России ХХ века такая страшная потому, что мы, русские, не понимали, что такое разрушение. И чтобы это не повторилось, нам надо хорошо выучить науку о разрушении и созидании.

«Освобождение» народа и отмена частной собственности не дали ожидаемых чудодейственных результатов. Выросшее из раскритикованного Ульяновым в 1916 году империализма что то непонятное якобы «пролетарское», не проявляло признаков жизни, как и план строительства социализма, сочинённый в 1920. В состоянии полной безнадёжности не оставалось ничего другого, как перейти к «новой (здесь у советских недоисториков было принято восхищаться гениальностью вождя) экономической политике», которая являлась не более, чем старой частной собственностью и свободой инициативы. И тут же (в своём последнем выступлении в 1922 году, уже будучи серьёзно больным) Ульянов выразил надежду, что всё-таки «Россия нэповская превратится в Россию социалистическую». И превратилась… трудами Джугашвили.

Наиболее трудоспособное население деревни, представлявшее особую опасность для самозваной власти, было уничтожено, остальные лишены паспортов, возвращены в колхозное крепостное право, сельское хозяйство разрушено. Городские жители привязаны к месту жительства пропиской. Традиционная религия почти под полным запретом, чего не было и при татаро-монгольском иге, храмы закрыты, осквернены и разграблены, большая их часть разрушена. В 1940 году менее ста работающих церквей, более 100 000 священников в лагерях.

Три известных монастыря — Псково-Печерский, Валаамский и Коневецкий — были спасены от уничтожения, потому что оказались за границей СССР: первый в Эстонии, вторые в Финляндии. После окончания Финской войны Валаам отходил к СССР, и дальновидные монахи бежали оттуда и на территории Финляндии основали Ново-Валаамский монастырь. Они посчитали, что чужая страна будет более милостивой к ним, чем родная. И они всё правильно поняли: прежний Валаамский монастырь был закрыт, его хозяйственные постройки превратили в что-то среднее между приютом и концлагерем для калек Отечественной войны, куда их прятали подальше от людских глаз, а дальше его ждала разруха и запустение.

Большевики камня на камне не оставили от очень масштабного и эффективного земского движения. Причина этого понятна. Земство, развивавшее способность к местному самоуправлению в русском народе, было опасно для оккупационной власти. Ей требовалась покорность народа, а не его успехи в самоорганизации. Но мало того, были уничтожены почти все ремёсла, артельные, кооперативные формы организации труда. При советской власти всё делали хуже, чем при царе, хуже строили, учили, выращивали, готовили, но всё это преподносилось как достижения Советской власти, без которых страна бы пропала, не соверши вовремя большевики революцию.

За первые десять лет советской власти страна практически полностью была «очищена» от специалистов. Старых специалистов с середины 1920 годов стали методично увольнять, высылать из страны, арестовывать, ссылать, расстреливать. Промышленность стояла. Не работали даже кирпичные заводы. Вместо строительства большевиками было изобретено уплотнение, особо изощрённым способом издевательства было переселение бывших хозяев квартиры в комнату для прислуги рядом с кухней. Ещё меньше повезло владельцам особняков, их выбрасывали буквально на улицу. А строить всё-таки было надо, в первую очередь «дома культуры» как зримое свидетельство новой жизни. И тогда запустили, как это метко окрестили в народе, «производство кирпича по системе Ильича». Взрывали церкви, разбирали на кирпичи пострадавшие в ходе Гражданской войны здания. Кстати, вся эта электрификация и модернизация, как свидетельство небывалой дееспособности большевиков, не более, чем миф. До революции делалось то же самое, но только