ее билось несколько учащенно, хотя она не испытывала никакого страха. Это было скорее от волнения, вызванного всей их авантюрой, и от предстоящей встречи с молодым наследником, который занимал столь важное место в ее жизни. Окажется ли она на высоте той задачи, которая была перед ней поставлена?

Для столь ответственного визита обе дамы оделись с особой тщательностью. Они должны были быть по-французски элегантны. На Пальмире были платье из бледно-голубого шелка и голубая бархатная накидка. Голубой капор был украшен белым пером. На Гортензии – белое батистовое платье с кружевными воланами, перетянутое зеленым поясом. Такие же ленты украшали ее шляпу и завязывались под подбородком. Они были прелестны, о чем свидетельствовали взгляды стражников у ворот.

Впереди них шествовали два лакея, нагруженные коробками. Еще один лакей сопровождал их по просторным покоям эрцгерцогини, окна которых выходили в парадный двор.

Было раннее утро, и молодые дамы думали, что попадут к эрцгерцогине во время утреннего туалета. Это было бы даже удобнее для примерки нарядов, но, когда их ввели в маленький угловой салон, выходящий на террасу, они увидели Софию, полностью одетую. Ее волосы были тщательно уложены, а небесно-голубое платье из тонкого полотна, казалось, только что вышло из-под утюга. Она сидела за маленьким полукруглым бюро лимонного дерева, по бокам которого стояли жардиньерки с букетами свежих роз, и что-то писала, даже не взглянув в сторону вошедших дам.

– Через минуту я буду в вашем распоряжении, – просто сказала она.

Она действительно вскоре закончила свое письмо. Она его перечитала, посыпала песком, запечатала и положила на стол перед собой. Потом встала.

– Ну так что же вы мне принесли?

Гортензии показалось, что разворачивание туалетов длилось бесконечно долго. Эрцгерцогиня рассматривала вещи, что-то говорила, но, казалось, всерьез не интересовалась тем, что ей принесли. Гортензия с беспокойством отметила ее бледность и синие круги под глазами. Она делала над собой усилие, чтобы говорить о тряпках и разных пустяках. Тем не менее она выбрала два платья, муслиновый чепец, красивую вышитую шаль и детский костюмчик для Франца-Иосифа.

– У нас есть красивые вещи для мужчины, – сказала наконец Пальмира. – Кашмирские галстуки, белые шарфы с золотой бахромой, банты на шпагу…

София взглянула на нее и промолчала. Казалось, она внутренне боролась с собой, и Гортензия почувствовала, как сжалось ее сердце. Может быть, эрцгерцогиня передумала? Конечно, она ничего не сказала, но в ее взгляде, как и в глазах Пальмиры, чувствовалась мольба. София вздохнула:

– Мой августейший супруг эрцгерцог Франц-Карл не интересуется туалетами. Он далек от всего этого, но… – Она замолчала, что снова вызвало беспокойство посетительниц. И эти муки легко читались на их лицах. Тогда София слегка улыбнулась. – Но наш племянник, монсеньор герцог Рейхштадтский, этим интересуется, как и полагается молодому человеку. Мы можем пойти к нему…

Пальмира с облегчением незаметно вздохнула, сильно покраснев при этом…

– Да, действительно, монсеньор известен… своей элегантностью. Это будет великая честь для моего дома обслужить… хоть раз такого знатного клиента.

Эрцгерцогиня снова улыбнулась, но в этот раз ее улыбка была полна меланхолии.

– Не сомневаюсь, – сказала она. – Я вас провожу. Я уверена, что он вас примет.

Пальмира и Гортензия проследовали за Софией через анфиладу комнат, считавшихся самыми красивыми во дворце: Красный салон, салон Воспоминаний, Ковровый салон, украшенный инкрустацией розового дерева и арабесками позолоченной бронзы и многочисленными китайскими миниатюрами, салон Миниатюр и, наконец, салон Фарфора, прелестную, очень светлую комнату, белую с голубым, которая действительно напоминала фарфор. Но, несмотря на такое великолепие, комнаты были неожиданно уютными, что обычно было несвойственно королевскому дворцу.

Точно так же знаменитый этикет Габсбургов как-то смягчался в стенах Шенбрунна. Не было стражников, не было слуг, за исключением одного, который открывал двери перед Софией, и второго, который нес коробки. Только в Фарфоровом салоне ходил из угла в угол адъютант. Он низко поклонился Софии.

– Капитан Горести, узнайте, пожалуйста, может ли герцог принять продавцов?

Он ответил утвердительно, и три женщины вошли в большую комнату, обтянутую прекрасными брюссельскими гобеленами прошлого века, изображающими батальные сцены. Большой лаковый экран скрывал кровать и высокое зеркало в стиле рококо, по бокам которого стояли канделябры.

– Говорят, – сказала Пальмира Гортензии, – что он занимает комнату, в которой отдыхал его отец после Аустерлица и Ваграма.

И Гортензия невольно испытала некоторое волнение, входя в покои, где останавливался ее знаменитый крестный, которого она никогда не видела.

– Мы пришли искушать тебя, Франц! – весело проговорила эрцгерцогиня, входя в комнату. – И надеемся, что мы тебя не побеспокоим.

Герцог с улыбкой подошел и взял руку своей тетки, чтобы с заметной нежностью поцеловать ее.

– Ты никогда не мешаешь мне! И к тому же я ничем не занят, я просто любуюсь парком. Он особенно красив в это утро. А кто эти дамы?

– Знаменитая мадам Пальмира, из Парижа, и одна из ее продавщиц. Они покажут тебе сейчас чудесные вещи…

Пальмира и Гортензия, согнувшись в реверансе, еще не подняв на него глаза, были поражены болезненной хриплостью его голоса. Когда они выпрямились, Гортензия заметила, что Франц улыбался ей.

– Чудесные вещи? Правда? Пожалуй, давно мне не предлагали ничего чудесного! – Потом, понизив голос, он произнес: – Как поживаете, мадам де Лозарг?

– Прекрасно, монсеньор, поскольку Ваша Светлость изволили вспомнить меня и потому что я снова вижу моего принца, – прошептала Гортензия.

Но София тихо запротестовала:

– Ты неосторожен, Франц! Никаких имен! – И более громко добавила: – Покажите же монсеньору эти прекрасные галстуки из Кашмира, которые вы мне только что демонстрировали. Мне кажется, они ему понравятся.

Пальмира уже открыла коробку и достала оттуда целый ворох тканей, громко нахваливая качество изделий.

– Это все из Кашмира. А вот китайский шелк, плотный шелк из Чан-Тунга, басоны из золотых нитей…

Она говорила, говорила, а в это время Гортензия и принц смогли шепотом перекинуться несколькими словами:

– Значит, вы не отказались от своих планов, как мне показалось?

– Нет, монсеньор. Мне поручили сказать Вашему Высочеству, что все будет готово, когда вы пожелаете. И чем скорее, тем лучше. Летом движение на дорогах очень большое. Мы проедем незамеченными.

– Каков ваш план?

– Все тот же: вы проедете до границы в моем обличье. Важно как можно скорее добраться до Парижа…

– А вы? Я уже говорил вам, что не могу вас здесь оставить.

– Не беспокойтесь. Я через несколько часов последую вслед за вами вместе с Пальмирой, которая уедет, сославшись на болезнь матери. Ей бы очень хотелось служить вам в Париже. Что касается графини Камерата…

– Так она вернулась?

– Ну конечно! После смерти полковника Дюшана она стала