Я стиснул зубы, оглядев всех марионеток. Сколько еще спрятано? Что, если Онигумо и все эти трупы хлынут в город прямо сейчас?

Рядом оживленные улицы, много людей, дорога с движением карет. Успею ли я убить всех, бегущих с холма в разные стороны? Скрытых тоже? Ответ очевиден. Нет.

Поразмышляв и ясно представив последствия, я цыкнул и повернулся к жрецу. Того прикрывает от бывших жителей поместья шикигами. Волк не сводит взгляда с врагов, когда Саро старается не приглядываться и отводит глаза.

- Это всего лишь трупы под способностью екая, своей силы нет, - пренебрежительно отзываясь о врагах, ободряю я. – Справишься с ними, оммёдзи?

Тот немного пришел в себя, видно, как быстро он думает, морща брови и глядя по сторонам. Жрец твердо кивает.

- Я сделаю. Справлюсь. Не беспокойтесь за меня, Окикиба-сама.

- Тогда оставляю их тебе. Не подведи, Саро.

Я пошел через два «почетных» параллельных ряда мертвецов. Мой меч готов в любой момент снести голову любому, кто нападет.

Шаг за шагом в тишине, под взглядами пустых или высохших глазниц, где поселилась темнота. Запах тлена и разложения силен, он въедается в ноздри, желая остаться там надолго. Меня мутит от этого.

Хруст.

Это шея первых пройденных трупов хрустит, когда головы поворачиваются вслед за мной. Взгляды трупов следят за моей спиной.

Хруст. Хруст. Хруст.

Дешевая психологическая игра. У них нет своей воли.

Хруст. Дети повернули мертвые головы.

Я все равно чуть вздрогнул. Мурашки неприятно бегут по рукам и плечам.

Приглядываясь, я замечаю, что у всех животы впалые. Внутренних органов нет. Съедены пауком-екаем.

Хруст. Новая двойка шей повернулась вслед. И последняя. Я прошел через них без нападения, бросил взгляд через плечо. Все двадцать мертвецов смотрят мне в спину пустыми, черными глазницами. Молодые и старые, и парочка детей. В тишине. В темноте.

Теперь, привыкнув к окружению, я замечаю тончайшие нити из реацу, что тянутся по потолку к мертвецам. Он играет с ними, как с куклами.

Мерзость. Что за позорное попирание мертвых! Убил – так оставь в покое, тварь. Еще и души ведь сожрал. Плоть, кровь и души людей, вот еда Екаев. Любимая еда.

Так издеваться над мертвыми перед Шинигами… Я стиснул зубы так, что заиграли желваки. Злость закипела в крови, обожгла кислотой нервы, взвинтила концентрацию. Мой зампакто холодит ладонь через рукоять.

Цукигами, ты тоже в ярости, верно?!

Онигумо. Я заставлю тебя поплатиться за это. Бессмертный ты там или нет, я проверю это своим мечом!

Задний зал, куда привел меня запах разложения и реацу екая.

Я вышел сюда уже держа в руках меч и зонт, с активированным Шикаем.

Несколько колонн, темнота развеяна парой жаровен, где вместо углей плавает кровь. Она светится… И придает сидящему существу в середине дьявольский вид.

История придавала ему силу, сравнимую с Лейтенантом. Похоже, освободился он недавно или заключение слишком сильно подкосило его мощь. Он слабее Лейтенанта. Но на меня хватит.

Онигумо пышет аурой, полной крови и ощущения бегущих по коже паучьих лапок, цепких и царапающих. Десятков, сотен лапок. Я передернулся. Мерзкое реацу. Но сильное. Сравнимое, даже сильнее моей.

Гуманоид. Это все, что роднит его с людьми.

Красная плоть с серой шерстью, хитиновый лик, обломанные паучьи лапы за спиной. Весь он словно искупался в крови и злобе. Красные глаза, подобные настоящему демону, отражают всю ненависть многолетнего заключения, когда он увидел перед собой знакомую форму и меч в руках.

У левой ноги видна рукоять большой булавы, длинные пальцы с когтями обхватили ее. Басовитый голос пробирает до костей, когда он со злобной нотой яда в голосе говорит:

- Время мести пришло. Шинигами.

Глава семьдесят четыре. Онигумо.

Стальная булава с четырьмя гранями с размаху врезается в пол! Доски проломлены, щепки летят во все стороны! Он промахнулся. Екай не сводит с меня взгляда, алые провалы глазниц немного сузились.

Он опять не попал. Хотя был довольно быстр. Я отшагнул назад в сюнпо, но перед этим успел немного задеть его в ответ.

По хитиновому лицу пробегает царапина, кровь капнула с раненного центра лба. Рана резко закрылась, словно ее не было.

Он сильнее. Я быстрее.

Проблема с бессмертными существами? Не боятся боли и ран. Легко нападают с мыслью о размене раны на рану.

Бьется, как варвар, никакой техники или стиля. Просто крушит все нахрен!

Цык, бесит.

Он снова прыгнул на меня, замахнувшись булавой. Так и танцуем по залу, я уклоняюсь от мощно свистящей булавы, режу и отступаю. Вокруг крушатся колонны, трескается пол, на стенах появляются трещины и выемки. Все происходит очень быстро.

Пойди со мной оммёдзи – парень бы не заметил, как превратился в фарш. Эта схватка вне возможностей смертных Медиумов.

- Я поймаю тебя, шинигами.

- Или я тебя.

- Ха! Сколько угодно! Р-ра!

Он слишком широко открылся, я не упускаю шанса. Клинок взметается вверх, проходя через руку екая как нож через масло. Рука с булавой падает на пол, катится прочь.

- Ха! – Онигумо только рассмеялся, тут же попробовав цапнуть меня за лицо когтями целой руки.

Я отступил, с любопытством глядя на обрубок. Разумеется, я знаю, что ранить его может быть бесполезно. Вопрос в том – насколько?

Даже отсекая руку, преследую лишь цель в информации. Ослабевает ли екай, заживляя свои раны? Насколько?

Обрубок сильно вздыбился плотью, пузырясь и в секунду вытягиваясь в новую руку! Хотя я знал, что так будет, все равно видеть это удивительно.

Онигумо с удовлетворением разжимает и сжимает пальцы, одобрительно ворча возвращению конечности.

Он глянул в сторону лежащей булавы и отвернулся. Решил сражаться руками из-за скорости? Выставленные когти не имеют иного толкования. Ну, или ему лень идти за булавой.

- Да ладно, - протянул я, кривясь от неизменной ауры врага. – Екаи это чушь собачья.

Ни капли реацу не убавилось. Раны, двенадцать раз я пустил ему кровь, даже руку отрезал, а он